Свой среди воров

– Но я не дурак. Вот в чем загвоздка. – Балдезар осторожно откинулся на спинку кресла. – Я много лет подделываю документы, Дрот. Накладные, имперские отказные, подорожные, контракты, налоговые декларации, дипломатические протоколы… Всех не упомнить, и каждый опаснее, чем простое приглашение. Если я уберегся от ноблей, послов, налоговиков и министров, то неужели ты думаешь, что я позволю тебе так легко меня вычислить? Тот, кто позволяет себе наследить, на этом свете не задерживается.

– Обычно так и бывает, – сказал я. – Но есть исключение. Так поступают, когда думают, что адресат поддельного письма умрет.

– Ах, это убийство? – Балдезар покачал головой. – Странно, что ты удовлетворился битьем. Традиционнее было бы замочить.

– Мочить легко, – ответил я. – Добиться правды немного труднее. От трупа – и вовсе тяжело.

– Очень прагматично, – одобрил Балдезар. – Но я тоже прагматик. Тебя, Дрот, не так-то просто убить. Сколько уже было покушений – два, три?

– Больше.

– Вот именно, – кивнул Балдезар. – С чего мне думать, что я стану исключением? Ты мог уцелеть, добраться до письма и выйти на меня.

– А вдруг ты спешил? Спешка чревата ошибками.

– Да, но зачем? И вообще, с какой стати мне понадобилось убивать тебя?

– Я и не говорил, что это ты меня заказал, – возразил я и показал на подделанную подпись сестры. – Ты кормишься такими вещами.

– Да. И хочу пользоваться вырученными деньгами, то есть жить. К тому же, – заметил он, щелкая по бумаге, – это халтура. Я не дошел бы до такого убожества даже под угрозой смерти.

Я вспомнил слова Йосефа.

– Огрехов мало, и заметить их нелегко.

– Но ты же заметил, – отозвался Балдезар. – Хорошая подделка тем и хороша, что дилетант не увидит в ней ничего подозрительного. А это письмо не выдержало даже такого испытания. – И он ткнул пальцем. – Вот здесь, здесь и здесь неправильно отрисованы буквы. В третьей и пятой строчке почерк поплыл. И как минимум две затертые и исправленные стилистические ошибки. Подделка документов – это искусство в той же мере, в какой и копирование. А тут поработал не художник, а переписчик.

– Кто бы он ни был, он владел образцами почерка баронессы Сефады, – напомнил я. – И знал, что мы с ней деловые партнеры. Это по-прежнему указывает на тебя.

– Да, и это меня беспокоит, – кивнул Балдезар. – Это значит, что либо кто-то забрался в мой кабинет, либо замешан мой работник. Так или иначе, это плохо. Но у меня нет причин желать тебе смерти.

Балдезар еще раз изучил письмо и протянул его мне.

– Я объяснил, почему это не моя работа, Дрот, но доказать не могу. Это подделка, а я подделываю. Но я отличный мастер, а этот – нет.

Не будь передо мной Балдезар, я рассмеялся бы в лицо после такого объяснения. Но я знал его давно и понимал, что он не запорол бы документ, даже если бы захотел. Самолюбие не позволит.

Я забрал у него письмо и придвинулся.

– Ладно, – сказал я. – Положим, ты этого не делал. Но я все равно считаю, что сведения о баронессе просочились отсюда. Найди виновника, иначе в следующий раз я могу повести себя менее «прагматично».

– Не волнуйся, – сказал Балдезар. – Мы оба пострадали. Я заинтересован в этом не меньше тебя.

Я мрачно усмехнулся:

– Сомневаюсь, Фальшак. Очень сильно сомневаюсь.

Солнце уже поднялось на две ладони над горизонтом, когда я добрался до дома и рухнул на кровать. Мне бы поспать часов десять, но толком сон не шел. Всплывали дремотные картины поединков, падений, сточных коллекторов и гигантских Ангелов с писчими перьями. К полудню я отчаялся и выполз обратно на улицу.

Наспех перекусив у Проспо, я проверил три тайника, где мне обычно оставляли записки, и пошел по улицам – заниматься делом. Не приходилось удивляться, что добрая половина слухов, собранных за пару часов, касалась меня – вернее, покушения Тамаса. Когда под окнами орут и дерутся, на это обращают внимание. Правды звучало мало, кое-что было чистым враньем, а несколько человек даже удивились при виде меня живого.

Я приписывал последнее раздутым отчетам о поединке, пока не натолкнулся на Бетриз. Она тоже была Носом, только Широким, а не Острым, как я, и сообщила мне, по обыкновению Носов, кое-что неприятное.

– Говорят, что ты утаиваешь от Никко сведения.

Она сказала это буднично и бросила в рот оливку. На пальцы были нанизаны еще шесть – так проще носить съестное, купленное минуту назад.

– Что? – опешил я. – Какие еще сведения?

Бетриз была высока и стройна, с темно-карими глазами и знающей улыбочкой, подобающей Носу. Ею и улыбнулась, едва проглотила оливку.

– Звонят, что ты обнаружил Шпика в доме Никко и не сказал, – сообщила она, слизывая рассол. – Это правда?

Я смотрел на нее бесстрастно, хотя соображал лихорадочно. Слух о Шпике должен был умереть и не подхватываться другими сборщиками информации. Я велел Мендроссу положить ему конец. Какого черта им занималась Бетриз?

– Дурак ты, – сказала она, по-своему оценив мое молчание. – Ты лучше других знаешь, что нельзя ничего утаивать от Никко.