Своими глазами (сборник)

Бывали ведь куда более тяжелые на войне работы, чем наша. И морально, и в смысле риска.

Вот в сорок втором нас одно время использовали для связи с партизанами. Грузы доставляли, раненых забирали иногда. А пару раз диверсионные группы с воздуха десантировали.

– Из бомбардировщика – десантировали?..

– А дело в том, что мы тогда летали на американских «дугласах». У нас их обычно называли «Ли-2».

– Это те, что потом у нас выпускали как «Ил-12»?

– Так точно.

– Но ведь это транспортные машины.

– Ну и что же. Машина прочная, цельнометаллическая. Дальность неплохая, и грузоподъемность достаточная – пару тонн всегда возьмет. И скорость тоже. На ДБ-ЗФ у нас было двести восемьдесят – а тут триста восемьдесят, на сто больше. И как ночной дальний бомбардировщик машина очень даже годилась.

– А куда же бомбы-то в транспортном самолете загружать?

– А это сами уже переделывали. Техники приваривали наружные бомбодержатели. И в фюзеляже прорезали бомболюк, делали стеллажи – для малокалиберных бомб. Сверху ставили плексиглазовый колпак для стрелка-радиста. И очень даже неплохо было на них летать.

И вот тогда, летом сорок второго, как-то и столкнулись с таким случаем…

Понимаете, на фронте ничего от людей утаить невозможно. Каким образом информация всегда просачивается – сказать буквально невозможно. Но, раньше или позже, – все всё знали.

Значит, дается нам задание – принять группу из четырех человек. Доставить в такой-то квадрат за линией фронта, во столько-то часов, обнаружить там внизу четыре костра квадратом и выбросить их с парашютами.

Ну, для надежности решил я лететь сам.

Привозят их вечером в «виллисе» прямо на аэродром, сопровождает офицер фронтовой разведки. Наше дело маленькое: принял – доставил.

Трое ребят и девушка-радистка. Совсем девочка, маленькая такая.

Так дело-то, понимаете, вот в чем… Как бы сказать. Мы-то это уже потом узнали…

У немцев ведь все службы хорошо были налажены. В том числе и контрразведка, и полевая жандармерия. Работать в их тылу было очень трудно. Группы эти сгорали очень быстро.

И чтоб внедриться, был такой способ.

Группа приземлялась, начинала работу – и один из них сдавал немцам всех остальных. Заслуживал, таким образом, доверие. Его, конечно, проверяли и потом обычно использовали в их разведке. А на самом деле он работал на наших.

– А остальные?

– Что – остальные… Остальные – по законам военного времени. Остальные шли под расстрел. Или в лагерь, если повезет.

И вот мы их везем. Они там сидят рядом, переговариваются о своем. И трое не знают, что четвертый их завтра выдаст. И девочка эта не знает. Что не выполнят они никаких заданий. Что все их задание – умереть у немцев.

Глава пятая

– Вышли мы вовремя в заданный район, нашли внизу костры, выбросили группу. Мы ведь тогда не знали еще, что троих привезли, можно сказать, прямо на расстрел. В том числе и девочку эту.

Потом рассказывали, что тот, который их должен был выдать, ее любил. Вот такой роман…

Правда это, нет, – кто знает. Приврать народ тоже любит. Но ведь и такое могло быть, верно?

Да… А если б мы и знали – чего нам никак не полагалось – какая разница? Наше дело маленькое. Выполнил приказ – и ничего тебя не касается.

– А что с ними было дальше – не знаете?

– Понятия не имею. Да и откуда. Тем более что в тот именно вылет меня сбили во второй раз… и своих хлопот было выше головы.

И такое совпадение – это было седьмого июля сорок второго года. День в день – ровно через год после того, как меня сбили в первый раз. И тоже над Белоруссией.

Ветер был, гроза. И стали мы грозу обходить с севера. А поправку на боковой ветер учесть в воздухе довольно трудно. Короче, оказались северней, чем думали, километров на тридцать.

Темь полная, иду по приборам. И вдруг – будто взрыв у меня перед лицом, чувствую – словно глаза выжгло. Зажмурился, ничего не соображаю. Что такое?!

Штурман кричит:

– Прожектор! Уходи!

Тогда я понял, что это нас прожектор поймал. Ощущение – непередаваемое. Полная беспомощность. Будто тебя на ладонь посадили. Глаза открыть невозможно – словно бритвой их режет этот ярчайший свет, прямо в мозг ломит. Попасть ночью в прожектор, неожиданно, сразу – это очень деморализует, прямо парализующее действие оказывает.

Ну, я наощупь выдвинул до отказа газ обоим моторам, штурвал от себя, и на полной скорости – машина вниз скользит, как с горы, почти пикирует – отдаю левую педаль, чтоб как-то выйти из луча. И тут – разрыв!

Это немецкие зенитки дали залп, и первым же залпом они нас сняли. Служба ПВО у немцев, надо сказать, очень хорошо была поставлена, четко работали.

Потом уже оказалось, что мы проходили прямо над Витебским железнодорожным узлом. Они, видимо, засекли нас на подходе звуколокаторами, определили нашу высоту и курс, и когда мы подошли поближе – сразу врубили прожекторы и открыли огонь на изготовленных установках. Вот так – ошибся немного штурман мой в расчетах…