Своими глазами (сборник)

Очевидно, у меня осколком перебило бензопровод в правой плоскости, потому что оттуда сразу пошел шлейф пламени. А я был в левом довороте, на скорости, пламя срывалось – и огонь сразу перекинулся на фюзеляж, хвост гореть начинает.

Сзади – стрелок:

– Командир! Горим!

Ну а что – горим… Я сам вижу.

Единственный выход – попробовать сбить пламя. Моторы у меня на полном газу, правый уже захлебывается, я – штурвал круче от себя, пикирую с левым креном, скорость уже за семьсот, машина трещит… хорошие самолеты были «дугласы», прочные.

И как-то в самом деле удалось мне сбить пламя, бензин правому мотору я перекрыл, резко взял вправо, и вдруг – хоп! – ослеп. Ну ничего не вижу, словно черной тряпкой по глазам ударили. Это, значит, выскочили мы из прожекторного луча. Это я только через несколько мигов сообразил.

– Вроде, погасло, – докладывает стрелок-радист.

– Ниже давай! – кричит штурман, – чтоб не зацепили снова!

А я выше и не могу. Только один двигатель тянет. Второй, погорелый, заглушённый, я уж и не трогаю, естественно.

Снизились мы по приборам метров до пятисот, чапаем домой. Скорость – двести сорок – двести пятьдесят, сопим, значит, на честном слове и на одном крыле.

Но настроение – прекрасное! Летим – и поем: «В далекий край товарищ улетает!..» Ведь уже сбитые – а сбили пламя, ушли, не потеряли способность к полету. Как второй раз родились! Через час дома будем.

И тут – шарах! – какой-то странный свет. Откуда-то сверху, и тоже вполне яркий, ну… как фары догоняющего автомобиля.

Стрелок-радист докладывает:

– Похоже, ночной истребитель.

И начинает там сзади стрелять из пулемета. А нам в ответ – тр-р-р-р! – очередь сверху, одна пуля сквозь крышу прямо передо мной в приборную доску воткнулась, прямо в высотомер, только пыль стеклянная брызнула.

Это, значит, нас по выхлопу засек немец сверху. Они в качестве ночных перехватчиков любили использовать Ю-88. Машина скоростная, радиус действия большой, экипаж четыре человека – вот они на малом газу патрулируют квадрат и головами вертят. А тут им, видимо, передали наши координаты, и они специально нас высматривали, чтобы добить.

– Иван Григорьевич, но ведь… Ю-88 – это же бомбардировщик.

– Ну и что? Скорость у него – 480, любого нашего ночника он догонит спокойно. Бортовое вооружение вполне мощное. А летать может долго. И бронирован. Вполне успешно они их использовали в таком качестве.

Врубает он прожектор, специально для удобства поставленный, освещает цель – и штурман, значит, садит из своего спаренного крупнокалиберного пулемета.

И бывает же такое невезение, снова поджигает мне правую плоскость и мотогондолу. А тут уже пламя не собьешь, не выскользнешь – он выше, и быстрее, и видит тебя как на ладони, а у меня уже ни скорости, ни маневра – на одном-то двигателе. У меня на «Дугласе» и в целом виде скорость на сто километров ниже, чем у него, и маневренность хуже, и скороподъемность – он ведь все-таки настоящий бомбер, а я – переделанный грузовик.

– Яша, – говорю по связи стрелку-радисту, – давай, милый, тут уж последняя надежда только на тебя… а то сожжет он нас сейчас, паразит, как головешку.

И представляете – Яша его сбил! Как он там исхитрился, куда попал, может – прямо в носовой фонарь очередь уложил и летчика убил со штурманом – а только прожектор погас, стрельба по нас прекратилась, а Яша орет так, будто ему Героя Советского Союза дали:

– Все!!! П…ц! Срубил! Валится!!!

Ну, мне назад ничего на «Дугласе» не видно, да и темно, да и мне не до сбитого немца – мне своих хлопот хватает. Потому что я горю, и никакой надежды сбить пламя нету. Выжимаю последний газ – какое там…

Когда машина в воздухе горит – это такое ощущение, будто кто-то тебя держит за хвост и старается не пускать вперед. Прямо физически ощущаешь, как машина задерживается, не лезет вперед, тормозится. И уже вся в огне, мы уже дым глотаем!

Ну что делать. Чувствую – запас живучести на исходе. Сейчас падать будем. Еле удерживаю машину, чтоб не свалилась, она уже рыскать начала, рулевые тяги, похоже, перегорают.

Даю команду:

– Экипажу – покинуть машину.

А сам-то я сижу без парашюта. Кабина-то у меня – транспортного самолета. Сзади за спину парашют поместить некуда – там дюралевая переборка, она в жесткости фюзеляжа встроена, не уберешь. И снизу – тоже некуда, кресло низенькое и пол, так что штурманский парашют под себя тоже не приспособишь. И поэтому мой парашют лежит в фюзеляже прямо за переборкой, там всегда его и оставлял, потому что в кабине-то некуда, нет лишнего места.

И я ребятам говорю:

– Вы мне только мой парашют подайте сюда, помогите лямки накинуть. – Потому что управление мне не отпустить ни на секунду.

Ну и по запарке, все-таки горим, падаем, они мне в толкучке как-то парашют дать и забыли. Выпрыгнули все, значит, и остался я один.

Ну, что мне остается? Все… Единственная возможность – это все же попытаться как-то посадить машину. Шансов, конечно, немного. Что внизу – не вижу. Топлива у меня в баках еще много – взорваться могу в любой момент. А чем я уже рискую? Да ничем. Так что можно спокойно пытаться сажать машину.