Так что нам наша каюта очень понравилась. Четыре полки с почти мягкими тюфяками, столик, плотно закрывающаяся дверь. Под полками - настоящие спасательные пояса. К тому же ехали мы в этой четырехместной каюте втроем, своей компанией. Не знаю почему, но так получилось. Так что еще нужно? Рюкзак под голову, одеяло своё, байковое - и тепло, и мягко, и комары не кусают. (я говорил, что это просто люкс).
Нравились не только каюты, само судно - настоящий пароход - вызывало восторги всей своей обстановкой. Крутые лестницы-трапы, открытые палубы, возможность увидеть машинное отделение с огромными двигателями, лёгенькая качка... Помню, как уже на первом шагу на борт все мы восхищались дверкой с романтически-юмористической надписью - "Боцман". Кивали с ужимками, закатывали глаза. Конечно, воображали колоритного щекастого здоровяка, как в кино. Не могло же быть такое, чтобы боцман (!) и вдруг обычный человек, один из членов команды.
По каютам нас развела какая-то женщина (вроде проводницы, но как они назывались на судах, бог их знает). Соседняя с нашей каюта, где размещались Розов, Сорокин, Иванов и Дмитриев оказалась не готова. В ней чинили столик. Худенький подвижный дяденька быстро орудовал отверткой и при этом приговаривал, обращаясь уже к нам:
- Сколько можно ломать. Говорили же, не становитесь ногами! Смотрите, если сломаете, будете платить штраф.
- А сколько? - спросил я. - Рублей пять?
Тот покосился с интересом.
- Ну, не пять... А рубля три придется.
Костя Сорокин пробормотал под нос что-то вроде: "Три рубля? Чего ж, если три рубля..."
- Что? Есть трёшница?! - со смешинкой в голосе подхватил дядька. - Тогда, разрешаю, можете ломать!
И собрав инструмент ушел, о чем-то на ходу пересмеиваясь с теткой. А потом я случайно узнал, что это и был боцман.
*кстати, не каждый сейчас догадается, что в то время "три рубля" были не просто одной из обычных сумм, или даже зеленой трехрублевой бумажкой, а анекдотической цифрой-намеком. Столько (вернее почти столько - два, восемьдесят семь) стоили пол-литра водки, и выражение "на троих" как раз означало - сложиться по рублю на выпивку. Остаток - тринадцать копеек - шел на плавленый сырок, закуску*
Чем запомнилось наше плавание? Во всяком случае не берегами, они были достаточно далеко, и представляли собой совершенно привычные картины. Только, когда вошли в Рыбинское водохранилище, Олег молча поднялся на верхнюю палубу и также молча рассматривал водное пространство, раскинувшееся во все стороны до самого горизонта. Потом уж он много-много раз пересек и Балтику и Атлантику, ходил и в Африку, и в Арктику, но это было его первое море.
Мне же больше нравилось кормить чаек. Обычная забава пассажиров во все времена. Но мне она не надоедала. Я мог бы заниматься ей часами, правда для этого потребовались бы целые корзины кусков хлеба и прочего корма, чего у меня, конечно не было.
Первая большая стоянка была под вечер в Костроме. На берег мы не сходили, а вернее всего, нам бы это и не разрешили. Следующий большой город - Ярославль, миновали ночью. Там сошел Вовка Чинарик, это был его родной город. Леха Егоров потом сплетничал, что Алевтина расцеловала его и проводила со слезами. Зная Егорова, лучше не верить ни одному его слову, хотя думаю, прощание всё-таки не обошлось без грустинки. Чинарик числился у нашей руководительницы на очень хорошем счету, что не мешало ему потом получать от нее, как от учительницы, положенные тройки и двойки.
В Угличе стояли два часа в самый солнцепёк. Романов и Моченов спрашивали у АВ разрешения съездить на пляж - искупаться. Разумеется, получили категорическое запрещение, мол, сколько дней торчали у самой Волги, тогда и надо было купаться. На этот раз пришлось подчиниться, самовольничать никто не посмел.
На подходе к каналу Москва-Волга огромный ажиотаж вызвал первый шлюз. Пассажиры всех возрастов сбежались смотреть, как мы пройдем эту коробочку, медленно наполняемую водой. Зрелище затянулось, но всё равно, никто не уходил, пока оно не завершилось. Второй шлюз смотрели уже со скукой, а к концу пути они начали слегка раздражать.
Не знаю, как кто, а я очень хотел взглянуть на сам канал. Почему-то мне воображалось, что его берега сплошняком в камне, или по крайней мере в железобетоне. Так я представлял себе тогда каналы. Но действительность оказалась скромнее, канал ничем не отличался от обыкновенной широкой реки. Вот тебе и гидросооружение! Одна радость, скоро будем дома. Что ж, и ладно, хорошего помаленьку. И так хватило впечатлений на несколько лет вперед.
5. Лето 1972 г. Волоколамск - Можайск
Человеческая память прихотлива. Никто не знает наперед, что отложится в ней навсегда, а что выветрится сразу. Насколько хорошо я помню свой первый школьный поход, настолько же плохо запомнился третий, завершающий. Хотя, казалось бы, лет с того времени прошло меньше.