Сволочей тоже жалко

Ему не хватало Лары. Очень часто хотелось все бросить и бежать к ней. Сидя на худсовете, он слушал вполуха, и вдруг к горлу подступала тоска. Он сидел и слушал какую-то собачью чушь вместо того, чтобы любить и быть любимым. Что может быть важней? Какая разница, что думает о его сценарии редактор Госкино. Кто она такая вообще? Жена какого-нибудь высокопоставленного чиновника, который лижет зад этой власти? И она вместе с ним. А он, Станислав Костин, положивший жизнь на свою профессию, свое призвание, должен сидеть тут и слушать… Он начинал разглядывать то, что происходит за окном. А за окном по зеленой траве бегала черная дворняжка, и эта дворовая собака казалась значительнее и умнее слов редакторши.

Лара…

А ночью он просыпался от одиночества и сиротства. Одолевали мысли: кому нужна его преданность Лиде? Только Лиде и еще Костику в Америке. Но у Костика своя такая яркая жизнь… Ну, поплачет Лида. И Костик поплачет. А он, Стасик, в это время будет репетировать Камасутру. На их слезах. Это невозможно. Лучше пусть плачет он, Стасик.

И он плакал. Тихо, беззвучно, не меняя дыхания. Вдох – выдох. Вдох – выдох… Машина работает. Жизнь продолжается.

Прошел месяц. Стасик не звонил Ларе. Спрятался в новую рукопись. Он работал каждый день с утра до вечера, своего рода литературный запой. К литературному он добавлял натуральный, алкогольный. После возлияний на другой день чувствовал себя отвратительно. Это тоже помогало. Ничего не хотелось и никого не надо. До уборной бы дойти.

Шубин заканчивал режиссерский сценарий. Ему требовалась помощь сценариста.

Стасик приходил к нему домой, поскольку Шубин жил неподалеку, пару остановок на троллейбусе.

Квартира была маленькая, однокомнатная. Шубин сделал из кухни спальню, а кухню засунул в прихожую.

По квартире можно было легко понять все пристрастия Шубы. Кроме секса, его, похоже, ничего не интересовало. Кровать занимала все пространство. Еды никакой и никогда. Он угощал Стасика самодельными сухарями и пломбиром за сорок восемь копеек. И сам ел это же самое.

Шуба подолгу говорил по телефону. Стасик ждал. Ему было скучно.

Шуба хотел, чтобы героиня фильма работала уборщицей в городском туалете и во время работы грезила наяву. Представляла себя кинозвездой.

Стасику казалось, что такая драматургия – киношка, дешевка и вчерашний день. Но не будет же Стасик воспитывать Шубу. Он уже большой мальчик, сорок лет. В этом возрасте сыновей в армию отправляют.

– Так чего? – спрашивает Шуба.

– А что ты хочешь?

– Плавный переход. Как из яви в сон, из сна в явь.

– Ну так и сделай.

– То есть… – не понимал Шуба.

– Ну вот она моет унитазы и засыпает, – советует Стасик.

– Над унитазом?

– Можно над раковиной. Или над ведром. Изображение затуманивается… Горящая люстра… Зал…

– Действительно… – удивляется Шуба. – Как это я не догадался…

Звонит телефон. Шуба берет трубку.

– Приезжай лучше ко мне, – говорит он. Слушает. – А ты надень теплую шапку.

Стасик догадывается: девушка вылезла из ванной и не хочет ехать с мокрой головой. Боится простудиться. Зовет к себе. А Шуба не хочет тратить деньги на такси. Не хочет вставать с дивана. Зазывает к себе.

– У меня есть для тебя сюрприз, – заманивает он.

Сюрприз – это сухари из черного хлеба и мороженое пломбир. Шуба – хитрый и выгадывает. Никакой любви, сплошное потребительство. Секс на халяву.

И что он, Стасик, здесь делает, в этой меблированной комнате…

– Я пойду. – Стасик встал.

Шуба закрыл трубку ладонью, девушка на том конце провода не должна слышать посторонних голосов, иначе она не приедет и впереди пустая ночь.

– Ты все понял, да? – спросил Стасик.

Шуба торопливо покивал головой: понял, понял, иди.

Стасик вышел на улицу. Решил пройтись до дома пешком. Продышаться. Зачем ему этот фильм? Этот хвост у лошади… Славы он не прибавит. Единственно, машина «Победа». Ну что ж, люди из-за денег моют туалеты. А он всего лишь сидит в обществе Шубы и ест черные сухари. Тоже работа. Работать не стыдно, стыдно воровать.

Стасик подходил к своему подъезду. От стены дома отделилась женская фигура. Это была Лара. Подкараулила. Выследила. Откуда-то узнала адрес.

– А что ты здесь делаешь? – растерялся Стасик.

Его охватили противоречивые чувства. Радость и страх. Беспокойство.

– Ты исчез, как сквозь землю провалился. Я подумала: может, ты заболел, попал в больницу? Но ведь и из больницы можно позвонить. Я ничего не понимаю. Я решила прийти и спросить. Ты меня бросил?

Стасик молчал. Она ждала.

– Понимаешь, Лара… У нас нет будущего. Я свою жизнь изменить не могу. А это значит, я просто ворую твое время. Ты молодая и еще можешь устроить свою жизнь. А я путаюсь у тебя под ногами…

– Ты меня любишь? – прямо спросила Лара.

– Это ничего не решает. Любовь – это не слова, это поступки. А поступка не будет.

– Но почему?

– Потому.

– Это не объяснение.

– Другого не будет.

– Значит, все?

Стасик молчал.

Лара повернулась и пошла. Стасику показалось, что это душа уходит от его тела. Удаляется. И сейчас исчезнет.

– Лара! – позвал он.

Она продолжала идти.

Он побежал следом, догнал, схватил за руку.

Она плакала молча.

– Лара, послушай…