Сволочей тоже жалко

Стасик стал избегать скандалов, а именно сократил посещения.

Лара стала преследовать его звонками. А однажды выследила, как детектив, путем наружной слежки и накрыла его в кафе Дома литераторов.

Она вошла в зал. Стасик сидел в мужской компании. Женщин там не было.

Лара вдруг заробела и села за свободный столик.

Стасик увидел ее. Подошел. Все понял и вызверился. Орать он не мог, все-таки общественное место, но лицо стало свирепым, глаза вылезли на лоб. Он ненавидел всякое насилие и принуждение. Он не позволял, чтобы его контролировали, шантажировали. Он слишком далеко впустил ее в свою жизнь.

– Я так больше не могу, – пролепетала Лара.

– Чего ты не можешь?

– Я не могу так жить.

– Живи по-другому. Без меня.

Лара заплакала, скрючив лицо.

– Я тебе что-то обещал?

Лара плакала. На них начали обращать внимание.

– Я тебе ничего не обещал. Ты сама, все сама, и родила сама. А теперь стала ногой на горло и требуешь. Ты не имеешь права требовать.

Стасик говорил почти шепотом, но он кричал. И от этого беззвучного крика стыла кровь.

Подошел Шубин. Он был сильно навеселе. Узнал Лару.

– Идемте к нам, – позвал Шубин.

– Она занята, – ответил Стасик. – Ей надо идти домой.

Стасик отошел не попрощавшись.

Лара поднялась и пошла к выходу.

Стасик напился в этот вечер. Он осознавал, что был неоправданно груб. В какой-то степени – скотина. Но с Ларой по-хорошему нельзя. Она будет добиваться своего не мытьем, так катаньем. И добьется. И тогда старший сын отречется от отца. И внуки отплывут к другим берегам. А Стасик был силен именно сыном и внуками. Это были его ветки. А что за дерево без веток? Новый мальчик Алеша вызывал у Стасика тревогу, у них разница пятьдесят лет. Это почти правнук. Стар Стасик для отцовства. Что можно с него взять? Деньги. И он готов платить, и более того – хочет платить. Новый мальчик не будет нуждаться ни в чем. Надо заработать на настоящее и будущее. А для этого надо работать. Стасик готов работать и хочет работать. Замыслы толпятся, прорываются, как футбольные фанаты. Мысль просится к перу, перо к бумаге, и так далее…

Лида пригласила к себе родную сестру Клаву. Пожить вместе. Создать хоть какую-то видимость семьи, дома.

Стасик шастал туда-сюда. Лида никогда не знала: придет ночевать или не придет. Не могла привыкнуть, переживала.

С приездом Клавы жизнь стала более человеческой. Они вместе вели хозяйство, ходили на базар, варили борщик, смотрели телевизор.

К Стасику перестали обращаться по имени. Обращались так: «Ты бы…»

«Ты бы достал кофе, у нас уже целый месяц нет кофе». Или: «Ты бы заменил электрическую лампочку в прихожей, перегорела».

«А ты не можешь заменить?» – спрашивал Стасик.

«Я боюсь влезать на табуретку, – отвечала Лида. – У меня кружится голова».

За окном лил проливной дождь. Стасик собирался в театр на читку пьесы.

– Ты бы взял зонт, – предложила Клава.

– Не надо, – запретила Лида. – Он его все равно где-нибудь оставит.

– Но он промокнет.

– Промокнет, – соглашалась Лида. – Потом высохнет. Не растает.

Стасик уходил под проливной дождь. Он не бастовал против такого отношения. Он чувствовал свою вину перед семьей и смиренно переносил неуважение. Для других он был – редкий человеческий экземпляр, со звездой во лбу. Но дома… отбракованный товар, как перегоревшая лампочка. Лида демонстрировала свое пренебрежение, и все же… их связывало нечто необъяснимое. Может быть, даже трусость остаться друг без друга.

Лара страдала и приспосабливалась как могла. Она ушла с работы, забрала Алешу от дедушки с бабушкой. Полностью окунулась в материнство.

Стасик приходил два раза в неделю. Она лепила ему пельмени, которые он любил. Готовилась к его приходу как к празднику.

Каждый человек несет в себе восемь вольт. У Лары, вернее, в Ларе это были восемь вольт любви, обожания и восхищения. Она не притворялась. Стасик казался ей роскошным, как ковбой, америкэн бой.

Актрисы из театра знали, что Костин имеет способность соскакивать с романа. Вначале крутит прилюдно, у всех на голове, а потом соскакивает. Это его фирменный знак. Но Лара не верила. Он соскакивал, потому что не любил. А здесь он любит, здесь у него ребенок. Ребенок – это совсем другая история. Стасик никуда не денется.

Стасик увязал в своей побочной семье. Он уже приводил к ней друзей. Зимними вечерами играли в карты. Лара цвела – подавала, убирала, и все это было ей в радость и казалось началом новой жизни.

Но… Прошла зима, и еще одна зима, и еще одна зима – а воз и ныне там. Лара страдала и заливала страдание чем придется: вином, водкой, коньяком, а иногда всем вместе.

Мать Лары, Ольга Степановна, часто заставала такую душераздирающую картину: позднее утро, практически день, Алеша сидит в пижамке на маме и пытается раскрыть ей глаза. Приговаривает: «Мама, открой глазы». Но у Лары депрессия. Она не хочет открыть глазы и начинать новый день, еще один день в этой фальшивой, лживой жизни.