Сволочей тоже жалко

Тимур расстелил на столе байковое одеяло и сушил носки горячим утюгом. Из-под утюга шел пар.

– Что ты делаешь? – удивилась Азиза.

– Носки сушу.

– Возьми другие носки.

– У меня целых только одна пара.

– Купи… Кто тебе мешает?

– Никто не мешает. Руки не доходят.

Азиза идет на кухню. Наливает из кастрюли еду. Подозрительно смотрит на тарелку.

Тимур в это время надел носки, но они были еще влажными. Снял и снова поставил на них утюг. Чтобы не терять времени даром, достал нитки, иголку, стал закреплять пуговицу на рубашке.

Появилась Азиза.

– Паленым пахнет, – сказала она.

Тимур рванулся к утюгу. Но было поздно. Носок был безнадежно прожжен.

– Что делать? – растерянно спросил Тимур, глядя на дыру.

– Сам виноват. Никогда не надо делать два дела сразу.

– Тебе понравилась мастава? – спросил Тимур.

– Вкусно. Только ты рис не помыл. Бульон серый.

…Муж Азизы стоял над раскрытым чемоданом, раздумывая, что туда положить. Азиза сидела за письменным столом, читала статью, подчеркивая спорные места.

– У него такие неожиданные выводы. Он, конечно, дурак, но очень талантливый.

– Кто? – не понял Тимур.

– Мансуров.

– А разве бывают талантливые дураки?

– Безусловно. Ум и талант располагаются в разных отделах мозга… Ничего, что я тебя не собираю?

– Ничего. Даже хорошо, – сказал Тимур.

– Почему хорошо?

– Потому что я лучше знаю, что мне надо в дорогу.

– А почему они посылают тебя? Нашли мальчика на побегушках.

– Ты тоже ездила. И тоже не девочка.

– Я ездила во Францию, а ты в Сибирь. Это не одно и то же. В Париже и климат другой.

– Кто-то должен ехать и в Сибирь.

– Когда ты вернешься?

– Через неделю.

– Значит, в среду?

– В крайнем случае, в четверг.

– Послушай, как интересно он пишет: «Сознание – это мышление вместе с кем-то, аналогично с со-чувствием. Оно вызвано необходимостью передать свое знание другому. Требует слов». Ну, как?

– Мне пора. – Муж запирает чемодан. Надевает пальто.

Азиза подходит к нему. Поправляет шарф.

Муж обнимает ее. У него слезы в глазах.

– Ты стал сентиментален.

– Это старческое, – сказал муж.

– По-настоящему люди любят друг друга в старости. Потому что у них нет выбора.

– Это тоже из диссертации?

Обнимаются.

Муж уходит.

Азиза приближается к окну. Смотрит, как он идет с чемоданом. Муж оборачивается, машет рукой. Она тоже машет ему.

Есть всегда что-то щемящее в сценах расставания. Каждое расставание – это разлука. А всякая разлука – это мини-смерть.

Азиза еще долгое время провожает мужа глазами среди людей и домов. Потом садится к столу. Углубляется в материал. И уже через какое-то время забывает и разлуку, и мини-смерть.

Раздается звонок в дверь. Этот звонок пресекает вдохновение. Приходится встать. Открыть дверь.

В дверях Нодира – соседка Азизы.

– Тебе атлас надо? – спросила Нодира и показала отрез яркого атласа.

– Спасибо. Ты же знаешь, я не шью.

– Ну и что? Подаришь кому-нибудь! Что, тебе некому подарить?

– Ну давай…

Азизе легче было купить, чем спорить с соседкой.

– Пятьдесят рублей, – сказала Нодира, входя в дом. – Ты не думай. Это я тебе по-соседски… даром почти.

– Спасибо. – Азиза отдает деньги.

Ждет, что Нодира уйдет. Но она медлит.

– Извини, я работаю. – Азиза кивает на письменный стол.

– Ты молодец, – хвалит Нодира. – Ты женщина умственная. И дочка у тебя воспитанная. Всегда здоровается.

– По-моему, он забыл теплое белье. Простудится…

– Кто? – не поняла Нодира.

– Муж. Там же холодно. Пятьдесят градусов мороза.

Нодира долго, изучающе смотрит на Азизу.

– Чего ты смотришь?

– Думаю. Почему это на нашей улице десять градусов тепла, а на соседней пятьдесят градусов мороза.

– Он в Сибирь уехал, в Братск. Они запускают там новый завод тяжелого машиностроения.

– Твой муж не уехал, а ушел. И не на завод, а к твоей секретарше. И не в Сибирь, а на соседнюю улицу.

– Что ты бормочешь? Иди и проспись.

Нодира поднимается с кресла.

– Гонцу, который приносил дурные вести, всегда рубили голову, но знай, кроме меня, тебе об этом никто не скажет. Потому что все от тебя зависят. А я завишу только от финского импорта. А финнам торговать с нами выгодно.

Нодира идет к двери.

– Стой!

Нодира оборачивается.

– Это правда?

– Спроси у кого хочешь! Это все знают. Хочешь, спроси у своего директора. Его жена у нас отоваривается.

Нодира идет к телефону, набирает номер.

Азиза забирает трубку. Кладет на рычаг.

– Гордая! – отметила Нодира. – И правильно! Когда от меня муж ушел, я плакала всем в жилетку. А что толку? Пожалеть не пожалеют, а уважать перестанут.

Азиза стоит посреди комнаты. У нее такой вид, будто ее оглушили.

– Если не веришь, можно сходить. Улица Шаумяна, тридцать четыре. Хочешь, вместе сходим…

…В небе стояла большая луна, и лунный свет обливал древние чинары.

Нодира и Азиза остановились возле больших железных ворот.

В глубине двора залаяла собака.

Нодира действовала решительно. Нажала кнопку звонка.

– А что мы скажем? – спросила Азиза.

– Скажем, что атлас завезли.

Послышались шаги. Кто-то шел по двору к воротам.

– Я не пойду… – Азиза торопливо шагнула в тень.

– Боишься? Ну ладно, я сама…

Калитка отворилась. Нодира прошла с улицы во двор.