СВТ. ГРИГОРИЙ ПАЛАМА. АНТИРРЕТИКИ ПРОТИВ АКИНДИНА.

65. И тогда как мы говорим и предлагаем таковые вещи и прибавляем, что таким именно образом и первый из мучеников Стефан в самый момент подвига, сый исполнь Духа, воззрев на небо, виде славу Божию [265], и что Петру и Сынам Громовым, приявшим на горе благодать будущего века, Сам Христос показал славу Своей божественности [266], Акиндин говорит: «но эти слова разрушают определение евангелиста Иоанна, великого богослова, и также святой Символ веры. Ибо первый говорит: Бога никтоже виде нигдеже [267], — и к тому же это говорит не евангелист, но Сам Единородный Сын, сый в лоне Отчи [268], — а второй гласит: «Верую во единаго Бога, Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым» [269]. Как же будет благочестивым так или иначе говорить о Творце видимых всех и невидимых, что Он Сам по Себе и в собственном смысле слова видим?»

66. Снова он облекается обманом, снова страшит, снова подражает началозлобному змию, который надеждой обожения хитростью удаляет человека от Бога. Ибо и сей надеждою хранения евангельской проповеди и Символа веры пытается увлечь всех к отвержению и неверности Богу и отрицанию Символа благочестивого исповедания. Новый этот способ и общее место против всякого рода благочестия — защищая [якобы] Символ веры, отменять сам этот Символ, и предлагая всеми признаваемое изложение благочестивой веры , с тайным и сознательным коварством ниспровергать общепризнанное благочестие. Это есть воистину глубины сатанинския [270], так что я, размышляя об этом тайном смысле и о масштабе обнаруживаемого [им] нечестия, вижу самого первого оного отступника, изливающего ныне языком человеческим [свой] яд, подобно тому, как в начале он беседовал с Евой через змия.

{стр. 80}

67. Но такова поистине началозлобная зависть, что когда она поразит душу, то, покалечив [в ней] все остальное, не дает видеть ничего другого, кроме того, как бы сказать или сделать что–либо дурное тому, кому завидуешь. И тот, кто сильно порабощен этой манией и причастен страшной ярости началозлобного пса [271], [ставшего таковым] по причине зависти, бежит от сладкого пития любви, считает враждебным себе духовный поток благодати, отвергает слова, хотя бы они и были священными, уходит в гиблые места, не щадит себя самого, будучи нечувствителен к язвам и ранам, которые сам себе причиняет, поминутно уязвляясь [своей] манией. Но хоть когда–нибудь снова приди в себя, человече, возымей чувство своих пороков, осознай, как и в какие пропасти ты несешься, несчастный, бросившись головой вперед в пучины нечестия и ударившись о самое дно и разбив свою голову, сломав шею, лишившись истинной жизни, так что теперь не тебе принадлежит то, что ты говоришь, но падшему с небеси и постоянно пытающемуся утянуть [за собой и] человека.

68. Ведь что такое ты говоришь, и какое нам предлагаешь мнение? Считать тварью показанную на горе божественность и сообразный ей неизреченный свет, славу Божию, самое царствие, пришедшее в силе [272] тогда по Господню слову, то есть явившееся посредством того, что подало смотрящим силу видеть невидимое? Убеждаешь считать это тварью, — то, что было неизреченно увидено Петром и иже с ним [273], Стефаном [274] и Павлом [275], и затем подобными [им святыми], — чтобы мы, называя нетварной сию [божественность], ставшую видимой, не чтили две божественности, или одну сложную, присовокупляя к единой, нетварной и невидимой сию, ставшую так или иначе видимой, и не отвергали бы евангельский глас, проповедующий всем невидимого Бога, и не отрицали бы Символ веры, гласящий, что Бог есть Творец всего видимого? А что ты скажешь о следующем? Не в Евангелии ли сказано, что славой и царством Отца и Сына является оный свет? Как же царство Отца и Сына будет рабским и тварным? Как же и высочайшая слава будет бесславной?