Сыграем в поддавки, дорогая

— Сэр, мы только что связались отсюда по телефону со штабом береговой охраны графства. По вашему указанию, сэр, они направили сюда сторожевик, и он артиллерийским огнем сбил неприятельский гидросамолет.

Я взглянул на Уиттекера: он сидел бледный от ярости, сжав кулаки.

В это время сержант виновато добавил:

— Извините, сэр, мы упустили одноглазого…

— Ах вы, растяпы, — вскричал я.

— Да, мистер Кошен, — сержант смущенно повернулся ко мне. — Мы не сумели взять его живым. Оказывается, перед домом его подстерегал какой-то тип в шоферской фуражке и уложил наповал гаечным ключом.

Мы с Херриком переглянулись — кровная месть: Джулио Паоло отомстил Кричу за своего брата Фриско, которого тот продал полиции.

Джералдин подошла ко мне и тронула за плечо:

— Лемми… Что бы вы хотели услышать от меня и что вы тогда не успели сказать?

Вопль Уиттекера заглушил ее последние слова. Он рвался из рук двух дюжих полицейских.

— Подлая тварь, изменница! — орал он. — Не желаю видеть эту дрянь! Копы проклятые, выведите меня отсюда!

Его и ухмыляющегося, несмотря на рану, Зокка вывели, а я убрал в кобуру не нужный в эту минуту пистолет.

— Не говори ничего, дорогая, — я обнял Джералдин, и она закрыла глаза.

Через минуту она открыла их, обвила мою шею руками и поцеловала.

— А что ты скажешь Элмеру, а он тебе? — гладя ее золотые волосы, спросил я. — Не боишься, что его это опять расстроит?

Сзади послышалось деликатное покашливание, я повернулся и увидел Херрика.

— Нет, вы не джентльмен, Лемми, — сказал он серьезно. — Ваши жуткие манеры может и годятся для преступников, но никак не для дам.

— Ну нет, Херрик, — заступилась за меня Джералдин, еще сильнее прижимаясь ко мне. — Дамам его манеры очень нравятся.

3

Когда-то я смеялся над одним парнем, большим любителем лирических стихов и картин. Этот тип говорил, что нет ничего лучше ночного осеннего пейзажа в южной части Англии, хотя сам никогда не бывал дальше Таксона в Аризоне, где сидел на своем ранчо среди кактусов и гремучих змей.

Может быть, я тогда был прав, рассказывая ему с восторгом о свежести промозглого ветра с дождем и снегом, завывающего в вершинах деревьев, одиноко стоящих в пустынной местности.

Сейчас я думал иначе. Поля, залитые волшебным лунным светом, серебрившаяся лента шоссе, кустарник, оживающий от ночной прохлады — все приводило меня в восхищение настраивало на лирический лад. Я решил полюбоваться этим зрелищем и поставил свой «остин» под огромный раскидистый дуб.

Джералдин, дремавшая на моем плече, проснулась, и к моим восторгам прибавились восторги моей рыжеволосой подруги.

— Здесь великолепно, Лемми! Особенно после того, как ты освободил меня. Я даже не знаю, что со мной было бы, если… Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.

— Элмер увез бы тебя к немцам, а они попытались бы завербовать тебя, но так как это вряд ли удалось бы им, тебя бы уничтожили…

Джералдин вздрогнула.

— А почему ты сразу не сказал мне, что Уиттекер — нацист?

Мне совсем не хотелось обсуждать сейчас эту тему, потому я был кроток:

— во-первых, я сам не был в этом уверен до конца. А, во-вторых, разве упрямая рыжая девочка поверила бы мне? И очень вероятно, что из-за своего упрямства ей бы пришлось расплачиваться за чужую игру…

— Да, у мужчин очень жестокие игры. Я больше не буду играть в них.

— Смотря как к этому подойти. Некоторые девушки обожают играть в «поддавки», причем их партнеры не знают об этом. А высшее наслаждение и те и другие получают в момент расплаты за игру…

— Очень интересно, Лемми. Ты научишь меня этому?

— Да, моя милая, — сказал я, обнимая ее. — И не будем этого откладывать ни на минуту.