Пока они говорили, смерклось. Ночь постепенно вползала в Нетск. Цвет стен кабинета стал невнятным, Фрейд на портрете обезличился и походил на серый гриб-валуй. Алла Леонидовна лампы не зажгла, хотя из приёмной, где за компьютером сидела то ли медсестра, то ли секретарша, лез сквозь дверную щель весёлый розовый свет.
— Я поняла, эту женщину надо успокоить, вернуть ей душевное равновесие? — спросила Алла Леонидовна. — И было бы лучше, чтоб это сделала не я, доктор по обывательским понятиям, а некто далёкий от медицины? Вы, например?
— Примерно так, — вздохнул Самоваров.
«Настя, Настя! Вот и я сегодня непонятно зачем заврался, — вздохнул он ещё раз, про себя. — Куда теперь деваться?»
— Больной достаточно спокойный? — спросила вдруг Кихтянина.
Самоваров встрепенулся:
— Нет, я бы не сказал. Не очень… Ночью плохо спит, днём бормочет что-то несуразное. Врачи говорят, что в его организме всё в относительном порядке, но он всё бормочет, бормочет… Нет, он, Валька, скорее беспокойный.
— Трудно, — сделала вывод Алла Леонидовна. — Нужна работа со всеми членами семьи, включая, разумеется, самого больного. А это недешёвое удовольствие.
— Мой старший товарищ, про которого я говорил… Он готов на любые расходы, — пообещал Самоваров, слегка краснея в сумерках.
— Тогда я завтра вам перезвоню. Одному вам с такой задачей не справиться. Я подготовлю ассистентов — один начнёт работать с женщиной, другой с больным. Главное — сам больной. Вот ему-то, кроме лёгких общеукрепляющих фиточаёв — это травки, травки, не бойтесь! — могут понадобиться успокоительные инъекции.
Самоваров насторожился. Он-то хотел расспросить Кихтянину про инъекции бодрящие!
Самоваров открыл рот, чтобы завести разговор о влиянии укольчиков на престарелые организмы. Однако Алла Леонидовна его опередила: нажала на клавишу настольной лампы. В расплывчатых сумерках возник яркий, надёжный круг электрического света. Озарённая им, Алла Леонидовна сразу утратила обманчивую моложавость. Обнаружились не только все выразительные морщинки, но и извилистая волевая линия её рта, которая маскировалась нежно-розовой губной помадой. Самоваров от яркого света зажмурился. Ему расхотелось довирать про Вальку. Он знал, что в их с Аллой Леонидовной беседе мелькнули какие-то многообещающие рожки, за которые поаккуратнее ухватиться — и выйдет, возможно, толк.
Алла Леонидовна уже делала заметки для ассистентов, которые будут внедряться в несчастное семейство Чухаревых. Самоваров кротко продиктовал все сведения о себе. В случае чего, можно будет сказать, что про Валькины беды он нафантазировал, будучи вне себя от депрессии.
Он воспрял духом и бодрее покосился на порхающий в бумагах золотой карандаш.
Ещё что-то золотое блеснуло на столе Кихтяниной и показалось очень знакомым. Так и есть! Из-за какой-то брошюрки выглядывал лоснистый уголок плотного картона, усеянный золотыми тиснёными снежинками. Приглашение на Рождественский концерт! Лишь сегодня утром эти приглашения принесли из типографии. Значит, Кихтянина входит в избранный круг губернских меломанов?
— Вы будете у нас в музее на концерте? — спросил Самоваров, кивая на золотые снежинки.
— Какой концерт? Ах, это!
Алла Леонидовна выудила приглашение из кипы бумаг, повертела в руках и бросила обратно.
— Буду, если время позволит, — сказала она. — Это Андрей Смирнов принёс. Говорит, что будет со своими детишками гвоздём программы.
— Это уж наверняка! Вы с ним знакомы?
— Немного. Участвовали вместе в одном нудном ток-шоу на телевидении. А музыку я да, люблю. Но предпочитаю кантатам хороший джаз — как вино предпочитаю водке.
Самоварова удивило сравнение ангелочков Смирнова с крепким горячительным напитком. Смелая женщина Алла Леонидовна — и совсем без предрассудков! Смирнова зовёт просто Андреем.
Конечно, отчества сейчас не в моде, но показалось Самоварову, что когда она взяла в руки приглашение, то на смирновские снежинки поглядела… Нет, не нежно! И не так, будто вспомнила о нудном шоу. А так, будто она его недавно и с аппетитом съела!
«Какая дурь мне в голову лезет! — сам себе удивился Самоваров. — Это всё Фрейд проклятый».
К ночи он перестал думать и о Фрейде, и об Алле Леонидовне. Настя замучила его вопросами. Самоваров не посмел признаться, что Алла Леонидовна непонятным образом его очаровала. Он даже заявил Насте, что в телевизоре Кихтянина смотрится гораздо лучше, чем в жизни — должно быть, помогают ухищрения визажистов и осветителей. На вопрос, сколько ей лет, Самоваров ответил, что, по его наблюдениям, не меньше пятидесяти. И выглядит она вяленой и ощипанной!
Настя осталась очень довольна такими сведениями. Она на радостях сообщила, что три раза звонил Стас Новиков и хотел задать другу какой-то вопрос.
Бедный Стас! Он не знает покоя и в длинные зимние вечера. Скоро он позвонил в четвёртый раз.
— Когда мобильным обзаведёшься, деревня? Полдня тебя ищу! — недовольно прохрипел он в телефон.