Сыграй на цитре

Ворон хватается за грудь, а я… я застываю как камень. Холодный и бесчеловечный. Я была права, думаю я, когда его рука опускается. На его черных одеждах не видно крови. А на наконечнике стрелы – да. Она алая, как и струйка в уголке его рта. Он падает на дно лодки, и сила, сковывающая меня, разрывается. Я бросаюсь к нему; я держу его за плечи; мой голос противный, слабый, испуганный:

– Останься со мной, Ворон. Останься со мной.

Я пытаюсь остановить кровотечение, но не могу прикоснуться к нему. Как будто я снова дух, и когда Ворон смотрит на меня, в его глазах плывут только облака и небо.

Его последние слова все еще звучат в моей голове, когда я просыпаюсь, обливаясь потом.

Сыграй эту песню на моих похоронах.

Я закрываю лицо руками.

Он не умер.

Не умер.

Не умер, подтверждает Росинка, и я дрожу… сначала от облегчения, потом – от ярости. Я вылетаю из казармы и мчусь к озеру. Я играю эту проклятую песню снова и снова, как будто он может услышать и пожалеть, что попросил ее. Но в конце концов моя ярость остывает, и я дрожу. Даже если я не смертна, все вокруг меня смертные. Такие хрупкие. Я хрупкая, если меня так выбил из колеи сон. Я играю громче. Быстрее, как будто каждая нота может стать моей последней…

Треск.

21. Охота

Треск.

Я бросаю взгляд через плечо и фокусирую взгляд на ветке, прежде чем посмотреть на человека, который ее сломал.

Синий плащ, темная коса, широкие плечи.

Облако.

Я отскакиваю от своей цитры, но деваться некуда, и худшее произошло. Это написано на лице Облако. Она знает. Как много, я не уверена. Но по крайней мере:

– Ты… не Лотос. – Ее голос колеблется, понижаясь в тоне, прежде чем подняться. – Кто ты, черт возьми, такая?

– Облако, я могу объяснить…

– Не приближайся.

Я не делаю ни единого шага вперед. Мир замолкает, как будто прислушивается к нашему разговору.

Затем начинают растекаться: вода, ветер, свистящее дыхание Облако.

– Я не хотела в это верить. – Жилы на ее шее напряглись. – Я не знала, во что верить. – Ее кулаки сжимаются, но она не нападает. Моя паника отступает. Можно ли это еще как-то исправить?

Зависит от нескольких факторов. Это первый раз, когда она следит за мной, или один из многих? Я пытаюсь разобрать ее следующие слова, но ее голос слишком изломан.

– Ты говорила не то, что нужно. Ты вела себя странно. Тот бой… ты не должна была его проиграть.

Я знаю, хочу сказать я. Я почти делаю это, когда глаза Облако наполняются слезами.

– А потом ночью ты направилась к выходу, не сказав мне. Лотос никогда не держала секретов. Я должна была понять это еще тогда. Но я не поняла. Я ничего не заподозрила.

– И все же ты последовала за мной.

– Потому что я хотела знать, куда ты направляешься. – Облако вытирает свои глаза, белки покраснели. – Ты знаешь, как далеко находится это место? Сколько ли тебе нужно проехать на лошади, чтобы добраться сюда и обратно? Но я ни о чем таком не думала, пока ехала. Я не думала, что ты уехала так далеко, потому что тебе есть что скрывать. Я думала… – Она задыхается. – Я думала…

Не имеет значения, что. В тот момент, когда она услышала музыку, она поняла. Лотос никогда бы не стала играть на цитре.

Моя надежда смягчить травму съеживается вместе с лицом Облако. Она приближается. Я отступаю.

– Верни ее, – рычит она, и моя пятка ударяется о воду. – Верни ее.

Озеро смыкается вокруг моих лодыжек своей ледяной хваткой.

– Я не могу.

Для любого, кто не верит в сверхъестественное, слова Облако звучат безумно. Это могло бы сыграть мне на руку. Но когда Облако не двигается, я говорю громче, яснее:

– Я не могу. Лотос здесь больше нет.

Я не знаю, почему только что призналась в этом.

– Тогда где она?

– Она мертва, Облако. – Или в этом.

Облако качает головой.

– Ты… ее тело…

– Это просто тело. Ее душа ушла. Она не вернется.

– Кто ты такая, чтобы говорить все это? – Облако переводит взгляд с меня на мою цитру. Ее ярость разгорается с новой силой.

– Кто ты такая? – Волны бьют меня по икрам, когда Облако входит в воду, разбивая зеркальные звезды. – Кто ты?

Я не сдаюсь – и мое молчание тоже. Одно дело – слышать, как кто-то другой произносит твое прозвище, и совсем другое – сказать его самой. Но когда Облако приближается достаточно близко, чтобы иметь возможность задушить меня, возможность выбора испаряется. Лотос была ее названой сестрой.

Я должна сказать ей правду.

– Я другой человек, который умер в тот день, – говорю я, и Облако застывает в воде. Озеро снова становится зеркалом, отражающим наши лица. – Я Зефир.

Звезды мерцают на обсидиановой поверхности. Ни одним небесным светилом меньше, ни одним больше. Безликая Мать не знает, что я здесь, но Безликая Мать никогда не являлась моим единственным недругом. Облако не простит меня за то, что я использовала тело ее названой сестры. Она убьет меня. Я должна защищаться.

И я могу. Я жду. Жду ее гнева. Гнев – это эмоция, а эмоциями можно манипулировать.

Я все еще жду, когда Облако развернется.

Она с плеском возвращается обратно к берегу.

Она отвязывает Рисового Пирожка.

Она уводит его прочь.

* * *