Сын

Большинство знакомых мужчин были глупцами вроде ее отца и братьев, ими руководило упрямое невежество, которое они по недоразумению принимали за гордость. Невежество определяло каждый миг их существования, и вплоть до настоящего времени она не сомневалась, что мыслит яснее, честнее любого из мужчин, за исключением Полковника и, возможно, Финеаса. А вот теперь появился еще Хэнк.

Он, конечно, не был идеален. Нетерпим в отношении того, что считал глупостью, даже если остальные полагали это важным. В нем была какая-то северная холодность. Взять хоть историю с той ужасной писательницей из Нью-Йорка. Джинни не хотела встречаться с ней наедине, но Хэнк очень предусмотрительно сбежал из города, а Джинни опрометчиво согласилась принять писательницу на ранчо, в восьми часах езды от Хьюстона, — у них тогда не было личного самолета, — вместо того чтобы настоять на интервью в офисе. Тетка писала грандиозный роман о Техасе. Она уже встречалась с Клебергами, Рейнолдсами и только что побывала на открытии отеля Гленна МакКарти. Эта дама получила Пулитцеровскую премию; казалось, с ней полезно завязать знакомство.

Подали ранний ужин. Джинни распорядилась поставить лучший сервиз и столовое серебро. Дама явно ценила подобные вещи, она жадно всматривалась в обстановку, как бедный родственник, готовящийся вступить в права наследства. Долговязая и неуклюжая, как подросток, а на голове будто птичка соорудила гнездо из седых кудряшек. И, как у многих северян, ее самоуверенность не вязалась с внешностью.

— Вы дитя-миллионер.

— Мне двадцать два.

— Но деньги вы получили, когда были дитя.

— Верно. Но я никогда не думала, что это имеет какое-то значение.

— О, ну как же, — удивилась писательница, — конечно же, имеет. — И добавила: — Как это по-техасски.

Прозвучало совсем не похоже на комплимент.

— Вам не одиноко здесь?

— Я замужем, — ответила Джинни. — И большинство из нас теперь не живет на своей земле. Теперь все мы горожане.

Как же не хватает Хэнка. Он знает, как вести себя с такими дамочками; она же сама в конце концов обязательно брякнет что-нибудь неподобающее.

— Ваш дом нетипичен для этих мест, — продолжала дама. — Обставлен с большим вкусом, я имела в виду. И словно стоял здесь всегда.

Джинни лишь пожала плечами. Она не собиралась кормить сплетнями эту женщину.

— Мой прадед был яркой фигурой.

Писательница кивнула. Джинни не понимала, что в ней такого важного. Даже шляпка у нее смешная. Все в ней кричало, что она чужая здесь, ее интересуют только деньги и земли техасских семейств и сколько грязных слухов можно о них собрать.

Принесли ужин. Джинни тщательно продумала меню и, чтобы гостья не решила, будто на нее стараются произвести впечатление, остановилась на фахитас.

Флорес отлично готовила; стейк натерли солью и перцем, обжарили на гриле над мескитой и подали с горой гуакамоле, сальсой и свежими тортильями.

Когда они закончили, с пастбищ потянулись работники. Они рассаживались за длинным столом позади большого дома, Флорес подавала еду, болтая с парнями по-испански. Писательница наблюдала через окно.

— Хотите, чтобы я вас представила? — на всякий случай спросила Джинни. — Эти люди работают у нас.

— Думаю, я не понимаю их языка, дорогая. Но пожалуй, выйду покурить.

— Я на минутку, — извинилась Джинни.

Когда она вернулась из туалета, дама по-прежнему стояла у окна, но со странным выражением лица.

— Джинни, — кивнула она в сторону вакерос, — они едят то же, что и мы.

Книга вышла, а позже по ней сняли фильм с Джеймсом Дином в главной роли. Сплошное передергивание, получился настоящий шарж. Техасцы выставлены клоунами, на которых случайно обрушилось богатство, а штат — просто заповедник безмозглых магнатов.

Но многим нефтепромышленникам понравилось. Они принялись демонстративно изображать «южные манеры», швыряя серебряные монеты из окон лимузинов, принимать ванны из шампанского за двести тысяч долларов. Наверное, так бывало и прежде. Когда Буффало Билл устраивал свои шоу, еще и границы толком не существовало, а Полковник всегда жаловался, вспоминая, как его ковбои начали читать романы про ковбоев. При этом они утратили нечто важное и подлинное — книгу собственной жизни.

Джонсон проиграл, недобрав несколько сотен голосов, однако все равно стал сенатором, и Джинни ждала его звонка. Он навестил Мерчисонов, Каллена, Брауна и Ханта. Мало к кому он не заглянул. Сэм Рэйберн стал спикером Палаты представителей; Рэйберн и Джонсон были единственными, кто удерживал янки от упразднения скидки на истощение ресурсов. Как позже им понадобятся республиканцы в Конгрессе, так нефтепромышленникам того времени нужны были демократы Джонсон и Рэйберн, и они щедро жертвовали, чтобы сохранить текущее положение дел.

Все они ушли: Хэнк, Джонсон, Рэйберн, Коук Стивенсон, Мерчисон, Каллен и Хант… скоро и она присоединится к ним. Наверное, она должна быть рада: почти все, кого она знала, уже перебрались в мир иной. Но ей вовсе не радостно. Уходить во тьму, из которой нет возврата. И какая разница, что остальные оказались там еще раньше.