Сын аккордеониста

Я не мог больше выдерживать болтовню Адриана и принялся собирать листки, разлетевшиеся по углам кафе. Они раздражали меня, я не мог их видеть. «Дай мне один», – попросил Мартин. Хосеба по-прежнему не отрывал взгляда от бутылки с пивом. «Пожалуйста, выкинь их все!» – взмолился он. «Я положу их в футляр аккордеона, – ответил я. У меня в руке было штук пятнадцать. – Выброшу их где-нибудь в другом месте». Я направился к кладовке. «Учитель! – позвал меня Мартин. – Моя мать, должно быть, еще где-то там, на кухне. Скажи ей, чтобы она принесла пару бутылок шампанского и блюдо ç пирожными. И что ее об этом просит ее горячо любимый сын». Потом повернулся к Панчо: «Нам следует бороться с этими вытянутыми лицами, которые сегодня у Хосебы с Давидом. Ты так не считаешь, дорогой друг?» – «Конечно, считаю», – заключил Панчо на своем бедном испанском.

Когда я вернулся, Мартин все еще держал в руках список претенденток на звание мисс Обаба. «Вы просто дети малые, – сказал он. – А ты, Хосеба, самый большой ребенок. Кому еще в голову придет включать в список свою пассию? Ведь Нико – твоя пассия, правда? «Она худенькая и одевается как английские певицы. Ее глаза очень красивые… Ради бога, Хосеба! Ничего более пошлого и придумать нельзя!» Адриан расхохотался. «А ты, пьяница, заткнись! – оборвал его Мартин, ударяя его ладонью по спине. – Ты тоже дитя малое. Но при этом злое. У тебя нет сердца».

«Список никуда не годится, это ясно, – заключил Мартин, закуривая сигарету. У него был перстень, которого я никогда раньше не видел, с круглым красным камнем. – Например, вы не включили в него Вирхинию, официантку, – уточнил он. – Когда она хорошо одета, то похожа на Клаудию Кардинале. Кроме того, она дышит совершенно по-особенному. Так, словно у нее насморк, не знаю, понимаете ли вы меня». Я-то его хорошо понимал. У меня в горле застрял ком.

«Ты хочешь сказать, что она дышит, как сова», – подобрал сравнение Панчо. Мартин внимательно посмотрел на него. «Я знаю толк в женщинах, дорогой друг, а не в лесных тварях или речных рыбах. Будь добр, объясни мне, как дышит сова». Панчо посидел несколько мгновений с закрытыми глазами, а потом надрывно задышал. Мне это напомнило хрип умирающего. «Невероятно! – воскликнул Мартин. – Вирхиния дышит именно так! Вот уж никогда бы не подумал!»

«Эта девушка и правда очень хороша. Мы ее просто забыли», – сказал я, пытаясь избежать такого оборота беседы. «Она необыкновенно хороша, – подтвердил Мартин. – А вот Альберта из спортивного магазина – просто кобылка. Причем из голландских кобылок, которых раньше в крестьянских хозяйствах использовали для пахоты. Она не такая породистая кобылка, как Вирхиния». Он постоянно подносил к губам сигарету, всякий раз демонстрируя перстень с красным камнем.

Похоже, Мартин заметил мою нервозность. «А что ты скажешь, Давид? Ты знаешь, что означает это дыхание? Знаешь?» Я испугался, что он способен прочитать мои мысли. Или что он обо всем знает. Возможно, от Терезы, которая, как мне рассказывали, по-прежнему все никак не могла простить мне обман четырехлетней давности, в день открытия памятника. «Это ты скажи. Ты ведь лучше знаешь женщин», – ответил я. «Так вот, оно означает следующее: я одинока, не могу найти никого, кто утолил бы мое желание, не желаю отдаваться мужчинам, которые меня искушают, но желание с каждым разом все сильнее, и я уже не могу сдерживать себя, не могу. – Мартин откинулся на стуле, будто лишившись сил. – Женщина с подобным дыханием заслуживает в списке первого места», – сказал он.

«А когда она пугается, то издает ужасный крик, Мартин», – сказал Панчо. «Кто издает ужасный крик? Я тебя не понимаю». – «Сова». Не вдаваясь в объяснения, он начал изображать крик птицы. Это был крик существа, которое ударили ножом. «Ну уж нет, такой крик нам не нужен, – насмешливо сказал Мартин, – Если кто-нибудь взберется на нее, ну, например я, она завизжит: «Не хочу, не хочу, нет, нет, пожалуйста, нет, нет… не хочу, прекрати, прекрати, пожалуйста, иди сюда, иди, войди в меня, войди, глубже! глубже!» Произнося это, Мартин прерывисто дышал, откинувшись на стуле, запрокинув голову и закрыв глаза. Я подумал, что сейчас он начнет мастурбировать.

«Опять дурака валяешь», – сказала Женевьева, ставя на стол бутылку шампанского и блюдо с пирожными. «Привет, красавица, как поживаешь?» – приветствовал ее Мартин, поднимаясь и обнимая мать за талию. «Иди отсюда. Надоел. Можно узнать, откуда у тебя этот одеколон?» – «Тот, что у меня сейчас, подарила мне одна подружка, которая испытывает ко мне весьма нежные чувства. Если бы я не любил так свою маман, я бы на ней женился». Он начал целовать ее. «Успокойся, пожалуйста!» – Женевьева сделала недовольное лицо. Но она только притворялась. Как имела обыкновение говорить Тереза, своего сына Женевьева обожала.