Сын директора

Медные таблички на дверях возвещают миру все те же звучные фамилии: Копринаровы, Ябанджиевы, доктор Синигеров. Здесь ничто не изменилось. На третьем этаже я нажимаю кнопку звонка. Зорка отступает на шаг, но я дергаю ее к себе, и так нас видит Таня, открыв дверь. Короткое недоумение в ее глазах, молниеносно обежавших Зорку тут же проходит, и она уже широко улыбается, с подчеркнутой радостью, отступая назад, она пропускает нас в квартиру:

— Проходите. А я уже думала, что вы не придете…

От нее пахнет резедой. Ее пожатие гостеприимно. Спешу вручить ей букет, знакомлю с Зоркой, и можно подумать, что Таня весь год мечтала об этой минуте. Она берет Зорку под руку и ведет ее в гостиную. Я топаю следом.

И здесь все по старому. Возле проигрывателя — зеленая тахта, напротив — диван, кресла, низкий столик величиной с полуторную кровать, репродукции Сурикова и Репина на стенах. Только занавески другие — кажется, раньше были красновато-коричневые, а теперь серебристые, в крупную вертикальную полоску. Останавливаюсь на пороге, чтобы перевести дух, и мне приходит в голову, что эта гостиная чем-то напоминает гостиную у Невяны.

Впрочем, сама Невяна здесь, вместе с Кириллом. Они оба мне машут, сидя на пуфах у окна. Остальные мне не знакомы. На зеленой тахте сидят две девчонки, одна в черной мини, другая в белой, — сверхмини, похожих на пляжные юбочки, — с накрашенными глазами и как помело длиннющими ресницами. Увидев нас, они умолкают и одновременно поворачивают к нам головы. Молодой мужчина в галстуке и без пиджака, с ранним нимбом на темени колдует в углу возле магнитофона. Трое, примерно моего возраста, сидят у низкого столика, заставленного бутылками и бутербродами.

— Знакомьтесь, — говорит Таня и разводит руками так, что блузка раскрывается у нее на груди. — Мои коллеги по ВИТИСу. Кики вы знаете.

Знакомимся. Я начинаю со сверхмини, а ребята встают перед Зоркой. Симпатичные парни и девчонки, все в рубашках с коротким рукавом, улыбающиеся, белозубые. Пожалуй, я один в этом идиотском парадном костюме. Зорка производит потрясающее впечатление — благодаря зеленым глазам и туалету. Один из парней, одетый пиратом, — в красной косынке на шее, распахнутой рубашке грубого полотна и в потертых джинсах, — грациозно целует ей руку и усаживает в свое кресло, а сам устраивается рядом на пуфе.

Я бросаю якорь возле Невяны и Кирилла. Таня сует мне в руку пустую рюмку и спрашивает, что мне налить, — водки, коньяку или джина, — и я говорю, водки, потому что остальные пьют коньяк и джин. Таня наливает мне и посматривает поверх бутылки:

— Как это ты решился придти?

— А разве я когда-нибудь боялся?

Она смеется. Ее карие глаза становятся золотыми. Ноги у нее изумительно переходят в бедра, а еще выше она уж и совсем прелестна. В горле у меня начинает першить, и спешу чокнуться с Кириллом и Невяной. Спрашиваю Кирилла, как экзамены.

— Сдал только два. Остальные оставил на осень.

— Что, очень трудные?

— Нет, но читать надо много. А я пока соберусь…

— Это все статья, — говорит Невяна с улыбкой. — Целый месяц сидел писал.

— Какая статья?

— О новом романе главного редактора. — Невяна отпивает коньяк и похлопывает Кирилла по колену. — Пай-мальчик… стихи выходят на днях, а статья появится осенью, в одном и том же номере неудобно. Правда, Кики?

Кирилл смотрит, как две сверхмини танцуют под мощный рев какого-то мужского джаз-трио и словно не слышит ее. Но она продолжает пристально смотреть на него лукавыми глазами. Он медленно краснеет, ставит рюмку:

— Слушай, я тебе сказал, что такие шуточки мне не нравятся. Ты сама настаивала, чтобы я написал об этой книге, Что тебе теперь надо?

— Ничего, — невинно говорит Невяна. — Радуюсь, что эксперимент удался.

— Ну и все — точка!

— Уфф! Петре, видишь, какой он страшный? Как будто это не он, а я написала статью.

Кирилл не выдерживает. Он вскакивает и приглашает танцевать девчонку в черной сверхмини, предоставляя белую сверхмини одному из парней. Таня танцует с молодым мужчиной с нимбом, Зорка с Пиратом. Танин партнер надел очки с бледно-зелеными стеклами, — наверное, бережет глаза, — все время смотрит ей в лицо, серьезен. Когда нужно делать поворот порознь, он все время ее опережает, словно спешит обернуться, чтобы не выпустить ее из поля зрения… Тот самый, что ли?

Танцую с Невяной. Она что-то рассказывает и о чем-то спрашивает, а я киваю и пытаюсь изобразить улыбку, хотя почти не улавливаю, о чем идет речь. Этот разговор об успехах Кирилла засел у меня в голове. И зачем Кирилл это сделал, черт его возьми, неужели какие-то стихи стоят этого? Наверное, он знает, что такие вещи не забываются, что бы ты потом ни делал. Я в свое время сделал нечто подобное, не совсем, конечно, никакой статьи я не писал и не напишу, но что-то в этом роде, что-то глупое и гадкое, и потом сбежал из школы, и вот, все не могу отделаться от этой истории. Уже четыре года она засела во мне, в груди, в горле, и когда я ее вспоминаю, меня начинает душить, и я становлюсь, как тряпка. А в сущности, дело было пустяковое, с каждым могло бы случиться…