Сын двух отцов. Падение

– Жива твоя сестрица, да только не всё с ней ладно. В Новгород её увезли, потому что она совсем лишилась рассудка, – с умным видом поведал Ульян то, о чём весь Киев шептался уже не первый день, – совсем сгубил её Будый. Он ближник князя, тот ему доверяет как себе. Вот доказательства, – Ульян протянул княжичу свои находки.

– Что это? – спросил Безприм, беря в руки ленту.

– Как что! Это лента твоей сестры. Она в безумии своём этой вот лентой своё дитя жизни лишила, чтобы оно не мучилось. Боярин Будый их не поил и не кормил. А этот клок волос она из себя вырвала. Я его в темнице нашёл. Видишь, некоторые волос седые? Вот до чего довёл её окаянный душегуб! А эти пяльцы тоже её. Ещё скажу тебе, княжич кое-чего, – произнёс Ульян полушёпотом, – ты бы ноги уносил из Киева вместе с дружком твоим. Многим уже не по нраву, что ты неприятные вопросы задаёшь. В Киеве, в случае чего, готовы к войне. А ну как Будый и тебе решит кишки выпустить, и дружку твоему? Так что уноси ноги. Вот поэтому я тебе наедине всё и говорю.

Княжич боялся, что этот проходимец обманывает его. Доказательствам, которые принёс с собой Ульян, верилось с трудом.

– Чем ещё подтвердишь свои слова?

– Думаю, завтра твой дружок, пан Бржетислав, проснётся с распоротым брюхом. Будут тебе доказательства. Что греха таить, может, я и распорю ему брюшко. Сам пойми – служба у меня такая. От этого я и пью много, чтобы забыть. А знаешь, почему я тебе пяльцы эти показываю? А ведь я их в своё время и дал Владиславе, когда она ещё в темнице томилась. Из христианского человеколюбия, чтобы она хоть чем-нибудь себя занять могла. Непростой я человек – и князю служу. Тюремщиком. Оттого и хмельного пью много – душа страдает. Смотри, там её меточка есть.

Безприм покрутил пяльцы и увидел вырезанные буквы.

– И впрямь принадлежало Владиславе, – сказал княжич.

– Ладно, это можешь всё себе оставить. Только вышло так, что мы с тобой неверно условились о серебре. Надо больше мне дать – переработал.

Безприм отсчитал Ульяну серебро, а тот вместо того, чтобы поблагодарить, лихо похлопал княжича по плечу.

– Кто знает, может, в другой раз и за тебя мне так серебра отсчитают. А я человек, подверженный порокам, думаю, ты меня понимаешь. За серебро прирежу не задумываясь. В общем, ты бы, княжич, уносил ноги. Не найдёшь ты Владиславы и не увидишь, а увидев, пожалеешь, что нашёл её. Пусть она остаётся в твоих мыслях той, кем она была прежде.

Безприм с опаской смотрел вслед Ульяну, который медленно пошёл прочь. Отчего-то ему показалось, что этот человек и впрямь очень страшен. Этот русич – настоящий зверь, решил Безприм. Сколько злодейств он совершил, небось, никто и сказать не возьмётся.

Княжич опасливо покосился на кубок, подаренный Ярославом, и даже подумал, что хорошо было бы сделать глоток хмельного мёду. Даже от мысли об этом руки у Безприма затряслись, но он сдержался.

– Вот вернусь домой, – сказал княжич сам себе, – тогда и испью хмельного. Надо скорей возвращаться, пока и впрямь такой вот душегуб не вскрыл брюхо.

Ульян, выйдя из терема, где остановился княжич Безприм, тут же направился к торговцу вином. Настроение у него было хорошее. Давно он задарма не получал столько серебра. Уже темнело, но он знал, что ромей Иосиф будет продавать своё пойло до самых звёзд.

– Иосифка! Наполни-ка мне чару вином, – закричал Ульян, увидев торговца, – а вы, люди добрые, идите сюда и угощайтесь. Я сегодня гуляю.

Большинство киевлян, уже покидавшие торг, неодобрительно поглядели на Ульяна, а какой-то старик и вовсе обозвал его срамником. Но были и те, кто с радостью поспешил на его зов.

– Давай, Иосифка, наполняй чары моим гостям, да щедро. Один раз живу – может, в последний раз гуляю, – сказал Ульян, бросая ромею в лицо несколько серебряных монет.

Странный человек, подумал торговец, ещё вчера за один такой серебряный готов был человека убить, да что там за серебряный – за кружку, до краёв наполненную, а теперь гуляет, словно боярин.

Ульян довольно быстро упился, и ему очень хотелось похвастаться. Он стал во всеуслышание рассказывать, как одурачил княжича Безприма.

– Так вот, я ему и говорю, – давясь смехом и дорогим вином, проговорил Ульян, – мол, это пяльцы твоей сестры, а сам смотрю на него и вижу – не верит, морда польская. Ну я его и стал пужать! Мол, и тебя порешат, и дружка твоего. Вижу, а руки у княжича трясутся. Не то от пьянства, не то от страха!

Ульян опрокинул кубок вина и запел похабную песню, обняв неизвестно откуда взявшуюся женщину, довольно безобразную и сильно пристрастившуюся к вину.

– Вот так-то, красавица, один раз живём.

– А пойдём-ка, добрый молодец, я тебе кое-чего покажу, – услышал Ульян вкрадчивый мужской голос, который показался ему знакомым.

– Да не на что там смотреть. Пей вон вино заморское, я угощаю, – беспечно отозвался он.

– Неужто ты боишься?

– Я ничего не боюсь, – сказал Ульян, поворачиваясь на голос.

Человек был ему хорошо знаком, но он никак не мог вспомнить, кто же это такой и где он его видел.

– Ну пойдём, – произнёс Ульян, опустошая очередной кубок.