Сын эрзянский Книга вторая

Наконец до Степановых ушей дошло, что мать с сестрой говорят о нем: Степан — Алтышево — невеста...

— А вот у Рицяги Семена дочь! — громко сказала Фима.

— Я знаю Семена, — ответила Марья.

— В ним всю осень ходили сваты.

— Не просватали?

— Да пока нет. Говорят, еще молода. В мясоед обязательно просватают.

— И жену Семена я знаю, семья хорошая... — задумчиво сказала Марья. — Не думаю, чтобы у хороших родителей была плохая дочь... Что же, завтра с вами и поеду! — решительно заявила она. — Как ты думаешь, Дмитрий?

У Дмитрия ответ один — пошевелил скулами:

— Подумать надо.

— Пока ты будешь думать, мясоед пройдет. Завтра же отправлюсь в Алтышево, а ты думай.

Все притихли. В избе наступила тишина. Все вдруг вспомнили о Степане и смотрели на него. Он улыбался за своим рисованием.

— Вы хоть скажите мне, как звать девушку, — сказал он. — Какая она из себя? Может, для меня не подойдет.

— Подойдет, братушка, подойдет. Девушка как есть по тебе. Звать ее Кресей,— сказала Ефимия.

— Посмотреть надо, — обронил Дмитрий.

— Вот пойду и все посмотрю сама, — сказала Марья.

Степан про себя несколько раз повторил: Креся, Крестя, Кресаня... Имя, конечно, не так красиво. Самыми красивыми именами были — Елена, Дёля...

— Я не думаю, чтобы вашу хорошую девушку так просто отдали в чужое село. Для хорошей найдутся хорошие и в самом Алтышеве, — недоверчиво проговорил он.

— Меня, сыночек, тоже выдали в чужое село, — ответила Марья. — Думаешь, не было охотников взять меня в Алтышеве? Было, ой сколько было! Да я не пошла за них. Как только увидела Дмитрия, сказала, что, кроме него, ни за кого не пойду.

Дмитрий кашлянул и задвигал руками по столу, но сказать ничего не сказал. На этот счет у него было свое мнение. Он считал, что жених должен понравиться не только девушке, которую выдают, но и ее родителям. Он прекрасно помнит, как сговорились два Ивана — его отец и отец Марьи, не раз вместе ходившие на Волгу. Жениться на Марье ему больше всего помогла дружба их родителей. Ну, само собой, нельзя откидывать со счета и то, что пришелся по нраву самой Марье. Но это уже не самое главное.

Так было решено дело о женитьбе Степана, и Марья отправилась в Алтышево.

Возвратилась она через день. Сняла овчинную шубу, развязала шаль и принялась рассказывать:

— Дважды была у Рицяги, разговаривала с отцом и матерью девушки, и саму Кресю видела. Правда, сватают ее многие, но Семен сказал мне, что слово еще никому не дали, пусть, говорит, придет сам парень, посмотрим, каков он из себя. В Алтышеве Степана все знают, девушка тоже его знает. Это, спрашивает, тот, который в церкви Саваофа нарисовал? Тот, говорю ей, доченька, тот самый. Хорошая девушка, — заключила Марья. — И на личико баская, и на характер добрая — видно.

Креся, Крестя, Кресаня...

Нет, Степан не помнит никакую Кресю. Помнит девчонок, которые учились в школе в старших и младших классах. Среди них Креси не было.

Поездку на смотрины назначили в ближайшее воскресенье. На другой день после возвращения Марьи из Алтышева Дмитрий смел из сусека оставшиеся два пуда ржи в мешок и повез на мельницу. Оставался еще семенной овес, но его Дмитрий берег пуще всего.

В заботах и суете незаметно прошла неделя. Марья сшила Степану новые порты из толстого холста, покрасила их в сине-серый цвет. Отрезала ему новые портянки, в лапти вдела новые оборы. В паре[1] лежала оставшаяся от молодых лет Ивана рубашка из тонкого холста, с вышитым воротом. Рубашка оказалась немного великоватой Степану, но лучшей не было, а новую сшить и украсить вышивкой Марье было недосуг.

В субботу, после бани, Марья велела сыну одеться.

Она внимательно осмотрела его со всех сторон. Порты и рубашка пришлись ей по нраву, но вот пиджак оказался мал. В нем ее сын Степан выглядел каким-то нерослым и узкоплечим, к тому же сильно был потрепан и не подходил для такого торжественного и важного момента. Марья велела надеть отцов зипун. Но зипун Степану был слишком широк и длинен.

Марья сокрушалась.

— А где-то был Иванов старый зипун, — сказал Дмитрий. — Не будет ли он впору?..

Нашли Иванов зипун. Конечно, он изрядно поношен, но иного выхода не было, пришлось остановиться на нем. Степану надоела вся эта канитель с переодеваниями, и он не чаял, когда она кончится. «Скорей бы уж жениться, да и все!.. И в самом деле, женитьба казалась ему лучшим избавлением от всей этой мороки и сутолоки в доме.

И вот в воскресенье утром отец запряг лошадь, и они отправились.

— Заезжайте к нашим, возьмите бабушку Олену, — наказывала мать. — Ой, чует мое сердце, напутаете вы там, ой, напутаете!.. Вся надежда моя на бабушку.

— Эко дело хитрое, — бормотал Дмитрий, — без бабушки не обойдемся!..

Однако в Алтышеве к дому Самаркиных повернул отец без всякой заминки, как будто сюда и ехал.

Дед Иван заметно поседел и совсем тугой стал на ухо.

— За невестой приехали? — закричал он, вытягивая голову и приставляя ладонь к уху.

Но Степан смолчал.

— Чего?

— Ничего, — сказал Степан.

— То-то и говорю, что за невестой.