Сын города

Спрашиваешь, что потом? А сама как думаешь? Потом я изменился. Вобрал те проявления города, что копил Синод. Мой пот стал бензином, чтобы я не мерз даже самой холодной ночью. Я научился двигаться бесшумно и быстро, как тень. Мои раны стали затягиваться так же быстро, как нефтяная пленка над брошенным камнем. А Химический Синод, в свою очередь, потребовал плату.

Гаттергласс нашла меня, как всегда находила. Голуби увидели младенца на болотах и привели ее ко мне. Флотилия все еще шипела и выла, не давая Синоду подойти. Глас каждый раз говорит, что я не плакал, просто, хихикая, пялился на облака, опьяневший от испарений. Я даже не знал, что мама ушла.

Никто, кроме Синода, не знает, что с нее потребовали, но какой бы ни была цена, платить Матери Улиц было нечем. Вот почему она ушла, должно быть: чтобы раздобыть это. Вот почему она исчезла.

Немного погодя, Флотилия тоже исчезла, последовав за ней, и с того дня от Шепердс-Буш и до Крипл-гейта никто не видел ни Матери Улиц, ни ее Кошек.

А теперь она возвращается – кто знает почему? Возможно, выполнила задание, данное ей Синодом: отыскала редкий товар, чем бы он ни был, который нужен им для следующего эксперимента в смертной химии.

Как бы то ни было, ушла она надолго. Иногда я ловлю отражение Глас в оконном стекле, когда она думает, что я не вижу, и ее лицо… Хоть убей, не могу не задуматься, не считает ли она, что я стоил ей Богини, по крайней мере, на долгие годы.

Так что вот куда мы собираемся, Бет, если ты готова: в Химические болота – добавить бензина в твой пот и стали – в твои кости. Мы нырнем за новой тобой в опиум, чай и старые чертовы кирпичи. Я попросил тебя отказаться от дома, от безопасности, и ты согласилась, и я благодарен. Теперь я хочу, чтобы ты отказалась от еще одной вещи. Пан или пропал, Бет – я только надеюсь, что это не смертельно.

Ты действительно хочешь стать такой, как я?

Глава 27

Доклендс: восточнейший Ист-Энд, где плотный клубок офисных зданий и многоквартирных домов сходит на нет, превращаясь в мили низкого бетона с несколькими беспорядочными парками и прудами, полными застоявшейся воды.

Три высочайшие небоскреба города возвышаются на сотни футов над убожеством, а башни поменьше, каждая – сияющий дворец закона либо финансов, сгрудились вокруг них на небольших островках среди доков. Канэри-Уорф – личина, маска, кричащая, что Ист-Энд процветает. Но в тени башен стонут пустые склады, а изможденного вида завсегдатаи уже почти приросли к своим стульям в холодных пабах.

Ты действительно хочешь стать такой, как я?

Они вдвоем стояли на берегу реки, напротив старой фабрики красок. В голове у Бет шумело. Теперь, глядя на Фила, она видела свое будущее.

Он избегал ее взгляда, и сердце Бет сжималось в груди.

Отказаться от дома.

Отказаться от безопасности.

Я хочу, чтобы ты отказалась от еще одной вещи…

Звук заставил ее посмотреть на фабрику. Шесть совершенно черных фигур скользнули от ржавеющей громадины и устремились к ним через болота в сопровождении кружащих чаек. Полуденное солнце досуха вытерло лужицы теней.

Покрытые нефтяной пленкой лица мужчин радужно поблескивали. Когда они втягивали воздух, их губы издавали легкое чмоканье. «Щелк, щелк, щелк» – вступили зажигалки – они были у каждого, и люди полязгивали ими, открывая и закрывая, пока шли, открывая и закрывая, открывал и закрывая…

Их едкий смрад ободрал Бет слизистую носа, как наждачная бумага, слезы защипали глаза. Фил рассказал ей, как они появляются, о запахе и даже о зажигалках. Чего она не ожидала, так это равенства.

Они одинаково склоняли головы и улыбались черными улыбками. Когда один из них в знак приветствия поднял правую руку, другой, на противоположной стороне, поднял левую. Они шли по болоту, словно рябь по луже бензина, грациозные, будто танцоры в своих черных как смоль одеждах.

Фил оперся о свое копье и наблюдал за их приближением, вся его поза сквозила самоуверенностью, но Бет видела, как сжалась его челюсть. «Может, он не боится, – сказала она себе, – может, просто борется с запахом».

Самый высокий из Химического Синода, в центре, вышел вперед, остальные расступились в идеальном порядке.

– Джонни Нафта, – улыбка Фила получилась натянутей, чем скрипичная струна.

– Филиусс Виэ, – кивнул пропитанный нефтью человек. Его низкий голос звучал ровно и приятно. – Ссын Улиц. Ничтожессство Тротуаров. Намесстник Виадуков. Сссвами Пешеходных дорожек. Нерадивый сссолдат с М25[7]…

Фил вздохнул и перебил его:

– Может, хватит уже издеваться, Джонни?

– Потряссен, что ты мог предположить, будто я опущуссь до подобного ссвятотатсства, Филиусс. – Джонни повернулся к Бет, и весь Синод одновременно ей поклонился. Нефть закапала с их лбов, забрызгивая гальку. – А кто эта поцелованная сссудьбой куртизанка, сстоль любезно сссопровождающая ваше выссочесство?

– Я не, – безапелляционно заявила Бет, – чертова куртизанка.