Сын города

Ужасающий звон заполнил череп Петриса – тот, что он не мог отнести на счет выпитой прошлым вечером пинты мусорного джина. Его глаза, задев карающую кожу, открылись, и яркий холодный свет резанул сетчатку.

– Проснитесь! Проснитесь! – на девушке, кричащей на него, была толстовка с капюшоном. Причина звона в его голове прояснилась: она, не прекращая, колотила его металлическим прутом.

– Отв’ли, – пробрюзжал он, и в горле заклокотала кислая, отдающая алкоголем, желчь. Он со всей силы стукнул перчаткой по пруту, но девушка легко отскочила в сторону.

– Кто, во имя сисек моей садистской Богини, ты такая? – проворчал Петрис.

Девушка проигнорировала вопрос и приподняла бровь, когда его дыхание ударило ей в лицо.

– Это то самое внутреннее, что истинно, да? Что ж, тогда, полагаю, внутри вас пинт десять пойла.

Сквозь алкогольный туман в памяти Петриса проступило лицо, но у того лица не было ни сероватой кожи, ни глаз цвета бетона. Пристальный взгляд монаха упал на прут. Его острие сужалось до точки.

– Ты куколка Филиуса? – недоверчиво осведомился священник, и девушка зыркнула на него. Кашлянув, Петрис исправился. – Э-э-э, – пробормотал он, – Бет, не так ли? Ты… изменилась.

Бет фыркнула:

– Вы тоже. В прошлый раз, насколько я помню, у вас были манеры.

Петрис презрительно махнул рукой:

– Я ж с похмелья, – объяснил он. – Всегда надираюсь, когда молюсь.

– Трудно быть религиозным фанатиком? – поддела девушка.

Петрис разразился лающим смехом.

– Это как спать с чужой женой, – поделился он. – Девять частей вины к одной части экстаза, а по утрам, как ни крути, всегда просыпаешься один.

Бет снова фыркнула:

– Хреново, да? – предположила она. – Ладно, чтоб у меня еще было время тебе посочувствовать. – Она резко хлопнула в ладоши. – Соберись, камнекожий. Протрезвеешь – поднимай свое войско. У нас там война, ты в курсе?

Петрис покачал головой. Даже крошечное движение тревожно закружило мир вокруг него, и у основания черепа неприятно захлопал пульс. Он был не в настроении возиться с идиотами, и это удручало, потому что девочка говорила как один из них. С неимоверным усилием священник поднял свои тяжелые ноги под каменным телом и отправился в тень облетевшего дуба, достаточно большого, чтобы своей тенью укрыть его от этого ублюдочного солнца.

И только тогда проскрежетал:

– Что, еще раз?

– Поднимай. Свое. Войско. – Бет вытянула шею через плечо и посмотрела на юго-запад.

Чувствуя неладное, Петрис понял, что ему нет нужды спрашивать, на что она глядит:

– Так и думал, что ты скажешь именно это, – он потратил девяносто секунд, осознавая, что этим утром лучше было бы не просыпаться.

– Я штурмую крепость, Петрис, – сказала она. – Беру обитель Выси. Мне нужна армия. Парни Иезека сделали все возможное, но не справились. Мне нужно больше солдат. Мне нужны лучшие. «Если я в чем и хорош, кроме пьянства, так это в драке», да? – девушка сморщила нос. – Жаль, я понятия не имела, насколько это было пустым хвастовством. Настало время ответить за базар.

Петрис окинул ее угрюмым пристальным взглядом:

– Полагаю, ты была здесь, когда Филиус спрашивал то же самое, – ответил он. – И я дам тебе тот же ответ: «Нет». Я не могу сражаться за возвращение Матери Улиц.

Бет запрыгнула на надгробный камень Стэнли Филипса. «Конец ошибки».

– Тем лучше, – холодно сказала девушка, – потому что она не вернется.

Легкая дрожь пробежала по позвоночнику Петриса, и он надолго замолчал.

– В самом деле? – наконец проговорил священник с деланной непринужденностью. – Как интересно. Филиус, Гаттергласс и отряд Флотилии утверждают обратное.

– Отряд Флотилии мяукает и гадит на все остальное, – возразила Бет – Что до Фила и Гласа, они ошибаются. Еще не знаю, почему, но уверена: Мать Улиц не вернется в Лондон, – не моргая, четко проговорила она. Петрис сглотнул рокочущую смесь надежды и разочарования, поднявшуюся по горлу.

– Откуда мне знать, можно ли доверять твоим словам?

– Ниоткуда, – прямо ответила она, – так что хватит верить чужим словам. Подумайте сами, – она начала загибать пальцы, – Проволочная Госпожа терзает ее сына. Где она? Нигде. Первая за пятнадцать лет армия, сражаясь за нее, схватывается с псинами на берегу Темзы, и где она? Снова нигде. А потом, конечно, кошки.

– Кошки, которых никогда раньше без нее не видели, хочешь сказать? – спросил немного удивленный Петрис.

– Вот именно, – Бет наклонилась вперед. – Ни разу, ни в один из дней. Я расспрашивала тут и там. Ни разу за всю историю Мать Улиц и ее свита никогда не были замечены по отдельности. Так что, во имя Христа, что они делают здесь без нее?

Петрис не ответил.

– Если только… – продолжила Бет и остановилась.

Одна обладала одним из тех тревожных, значительных взглядов, что он мог почувствовать спиной.

– Если только она не отправилась туда, куда кошки не могут за нею последовать.

Петрис прищурился:

– Жидковатый аргумент, девчонка.

– Жиже каши, что может позволить себе супермодель, я в курсе, – кивнула Бет. – Но я уверена, что это правда. Чувствуется, что правда, разве нет?