Сын графа Монте-Кристо

Как-то раз во время прогулки Клари повстречала Мерседес, красивое, но бледное лицо которой и печальные темные глаза произвели сильное впечатление на девушку. Оброненный платок, принадлежавший Мерседес, послужил предлогом заговорить с нею. Мерседес тоже душою привязалась к Клари: ее веселость никогда не выходила из границ, она с уважением относилась к чужому горю. Они сблизились, и вскоре Клари стала без церемоний навещать Мерседес в ее маленьком домике.

Мерседес вскоре узнала все о прошлой жизни молодой англичанки; она усердно поддерживала мамашу Караман в деле воспитания Клари. Понятно, что богатая наследница горячо привязалась к бедной и одинокой женщине.

Мерседес была счастлива — теперь у нее была подруга, с которой она могла говорить об Альбере: вот уже десять лет, как он находился в Алжире, и мать жила лишь его письмами, постоянно с восторгом перечитывая их. Альбер носил теперь фамилию Жолиетт — фамилия Морсер для него с матерью была связана со страшными воспоминаниями, и Клари заранее высоко оценила молодого капитана Жолиетта.

Альбер писал еженедельно — и вдруг замолк. Для бедной матери настало тяжелое и мучительное время. Прибытие «шакала» Кукушки, привезшего крайне тревожные известия, усилило ее горе, и, наконец, несчастная Мерседес решилась обратиться за помощью к Монте-Кристо.

Во время разговора Мерседес с Клари наш сержант, стоявший у окна, вскрикнул:

— Сейчас в гавань вошла великолепная яхта. О, теперь я разобрал надпись на корме: «Зимородок».

— Слава Богу,— рыдая, сказала Мерседес, упав на колени.— Я знала, что он вернется!

— Я уйду, мамаша,— сказала Клари, вставая,— но если что-нибудь будет решено, так я тотчас же об этом узнаю?

— Немедленно,— ответила Мерседес.— Послушайте, сержант, проводите мисс Клари и возвращайтесь… Сейчас вы можете мне понадобиться.

Сержант и Клари ушли.

Перед домиком остановилась карета, из нее вышел мужчина и вбежал по узкой лестнице наверх.

— Мерседес! — крикнул он с дрожью в голосе.

Мерседес зарыдала.

— Эдмон! Эдмон!

19. Мать

Первые минуты свидания прошли в молчании, затем Монте-Кристо подал рыдающей женщине руку и произнес:

— Мерседес, сегодня я осознал, что согрешил перед тобой: я наказал тебя слишком строго и умоляю — прости меня! Возьми мою жизнь, я не буду роптать на это: я полагал, что исполняю свой долг, а вместо того тешил свое самолюбие местью!

— Нет, Эдмон, не говори этого,— кротко возразила Мерседес,— я более чем заслужила свою участь: измена должна быть отомщена. Но то несчастье, которое сейчас меня сломило, не имеет ничего общего с моим прошлым, и поэтому-то я и осмелилась обратиться к тебе.

— Говори, Мерседес, я слушаю,— спокойно ответил Монте-Кристо.

— Ты знаешь, Эдмон,— начала Мерседес,— что в то время, когда все вокруг меня рушилось, лишь сама мысль о моем сыне привязывала меня к жизни. Не считай меня безрассудной, если я скажу, что Альбер, мой любимый сын, достоин тебя! Его письма, дышащие неизменной сыновьей любовью, поддерживали меня в эти долгие грустные годы, и читая их, я представляла, что он обнимает меня, и я жила лишь надеждой, что когда-нибудь снова увижу его! Внезапно наша переписка прервалась, я ждала дни, недели и месяцы — известий не было!

Боязливо перечитывала я все газеты, искала и надеялась, но тщетно. Я решилась, наконец, обратиться в военное министерство — ответа не было. Отчаяние мое росло.

Случайно в Марсель приехал господин Бошан, я пересилила себя, пошла к нему и раскрыла ему свое горе. Он принял меня крайне любезно, выслушал и пообещал похлопотать. Через неделю я узнала страшную истину.

— Альбер погиб? — воскликнул граф.

— Боже мой, нет — не говори этого… он не может, не должен погибнуть! — с рыданиями продолжала Мерседес.— Но все-таки сообщенные мне господином Бошаном известия были далеко не утешительными. Мой несчастный сын, капитан Первого зуавского полка, три месяца тому назад отправился в экспедицию против кабилов, и с тех пор о нем ни слуху, ни духу — может быть, он в плену?

— Это случилось до или после поражения Абдель-Кадера? — спросил граф, немного подумав.

— Насколько мне известно, это случилось после. Господин Бошан сообщил мне еще, что один зуав, сослуживец Альбера, приехал в Париж в отпуск, и что он пошлет его ко мне в Марсель, и от него я узнаю все.

— Этот зуав здесь? — быстро спросил Монте-Кристо.

— Да, он живет у меня уже несколько…

— Что же он говорит?

— Он уверяет, что Альбер жив.

— В таком случае, не будем терять надежды, Мерседес,— успокаивающим тоном сказал Монте-Кристо.— Бог вознаградит тебя за испытанное горе и возвратит тебе сына.

— Раз ты говоришь это — я верю,— сказала Мерседес, и по ее тону было понятно: она действительно верит.

— Могу я поговорить с этим зуавом?

— Конечно, он здесь внизу.

— Позови его — я хотел бы его кое о чем расспросить.

Мерседес позвала сержанта; граф растроганно посмотрел на нее и прошептал:

— Мерседес, здесь, в этом доме, я вырос — ты знала меня ребенком. Изменял ли я когда-нибудь слову?

— О, нет. Только я поступила так.

— Об этом не будем говорить, я дал тебе клятву и, с Божьей помощью, сдержу ее!