Сын Грома

— Ты не захотел меня слушать. А ведь об этом есть в моем сне. Посчитай дни. Га-Ноцри родился как раз в дни вифлеемской резни. Не его ли искал, чтобы убить, Ирод? Возможно, он и есть младенец из цар-ского рода, которого опасался Ирод. Иначе откуда Царь Иудейский? Вот тебе и объяснение. Ирод искал убить родившегося Царя Иудейского. Логично? Значит, Галилеянин действительно был Царем Иудейским, а не самозванцем.

— Куда как логично. Ай да Клавдия Прокула! Ай да моя Сивилла! Кто из римских матрон сравнится с такой пророчицей! Ты могла бы выступать перед сенаторами…

Пилат решил прояснить суть вифлеемской резни у Каиафы. А Левкий все копал и копал, и содержание его доносов запутывало и запутывало прокуратора. В то же время у него как будто раскрылись глаза. «Дело Галилеянина», в которое он, поддавшись свой философской натуре, постарался основательно вникнуть, необычайно умудрило его. Он увидел иудейский мир другими глазами.

Прошло сорок дней. Дотошный чиновник и любознательный аристократ, он все копался и копался в делах иудейских, изучал донесения шпионов со времен резни вифлеемских младенцев, разбирался в художествах «Вопиющего в пустыне», собрал досье на двенадцать учеников Сына Человеческого — в общем, как следует поработал. Ибо с юности, обученный Аристотелевой логике, он всегда старался вникнуть в суть явления, понять, как оно возникло, как развивалось, чем стало. И вот, оказывается, этот Галилеянин действительно был не так прост, как старался представиться в претории. Оказывается, и слепые прозревали, и немые отворяли уста, и немощные поднимались с одров, умершие выходили из склепов… Но кто в Риме поверит в такие сказки? Кто не рассмеется Пилату в глаза, когда он станет утверждать, что этот Га-Ноцри возвращал умерших к жизни! И чем больше сотворенных этим Проповедником чудес обнаруживал Пилат, тем более незавидной он видел собственную участь…

— Есть небольшое продолжение, — однажды сказал появившийся у Пилата Левкий. — Священник именем Финес и с ним левиты Аггей и Адда пришли в Иерусалим из Галилеи и сказали собравшимся в синагоге, что видели живого Иисуса: Распятый говорил со Своими учениками на Масличной горе. Он сказал ученикам: «Идите в мир весь, проповедуйте всем народам, крестя неверных во имя Отца и Сына и Святого Духа. Кто уверует и крестится, спасен будет». А потом видели мы Его восходящим в небо.

Левкий продолжал:

— И когда услышали это первосвященник и старейшины, и левиты, они переполошились. А когда успокоились, сказали этим троим: «Призовите Бога в свидетели, что все виденное и слышанное вами истинно».

И отвечали те трое так: «Жив Господь отцов наших, Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова, мы слышали Иисуса, говорящего ученикам, и видели Его восходящим на небо; мы свидетельствуем об истине. Если бы мы скрыли виденное и слышанное, то мы впали бы в грех».

— А тем, кто клянется Богом Авраама, Богом Исаака и Богом Иакова, нельзя не верить, — поддержал клятву тех иудеев Левкий. И продолжал: — Члены синедриона сказали им: «Не говорите никому то, что вы сказали нам об Иисусе». И дали им много денег, и сказали стражникам: «Пойдите с ними, проводите их до их земель, чтобы они не задерживались здесь и не разговаривали ни с кем в Иерусалиме».

— Спасибо тебе, любезный мой Левкий, — сказал Пилат, поднимаясь. Он прошел через весь свой кабинет, достал из стеклянного шкафа золотой письменный прибор, подаренный ему Валерием Гратом, и вручил его Левкию.

— Благодарю тебя, моего главного, верного иерусалимского шпиона, за службу и приказываю, — Пилат поднял перед лицом Левкия руку с устремленным ввысь указующим перстом, — приказываю забыть до самой твоей смерти обо всем том, о чем ты мне только что рассказал. Но сначала… Сначала здесь, в кабинете, запиши все, что ты говорил, слово в слово. Я должен оповестить кесаря о том, что здесь произошло… И о том, что, возможно, еще произойдет… Ты сообразителен, мой еврей, вот и посоображай на благо Рима…

Когда отчет Левкия был готов, Пилат заперся в своем преторианском кабинете и долго внимательнейшим образом изучал текст. Потом после некоторого раздумья он пригласил в кабинет Клавдию Прокулу и дал ей прочитать отчет, составленный Левкием.

— Уж не знаю, поверишь ты или нет, но все это я видела в своем сне, — взялась опять за старое Клавдия Прокула. — А у тебя, как всегда, не хватило терпения дослушать тот сон до конца. Но потом я его почему-то на время забыла. И вот: читаю, и все случилось, как по сну.

— Почему ты видела такой странный сон, это мы обсудим в другой раз, когда вернемся в Кесарию. Возможно, это действительно замечательный сон. Но сейчас меня мучает вопрос: в каком виде все это отправить в Рим? В таком виде, как составил Левкий, посылать нельзя.