Сын императрицы

К чести командования французов и их союзников, оно не стало бросать наобум основные силы, после недолгой их остановки перед неизвестной опасностью вернуло на исходную позицию. В течении еще двух дней наступавшее войско искало место для атаки на разных участках, но везде натыкалось на смертоносные ловушки — их русские не жалели, посеяли везде, где предполагалось движение вражеских колонн, разве что не в чащобах и болотах. Тогда по воле главнокомандующего — Наполеона, — насильно согнали три сотни местных жителей из ближайших селений и повели на убой через минное заграждение. Тех, кто не желал умирать и отказывался идти, расстреливали тут же, только под страхом неминуемой гибели мирный народ бросился в отчаянии к русским позициям, надеясь хоть там найти спасение. Следом же, прикрываясь живым щитом, пошла пехота неприятеля, пока не уперлась в следующую преграду — несколько рядов колючей проволоки.

 

 

 

 

Заграждение из колючей проволоки

 

 

Русские солдаты, стоявшие с оружием наготове в окопах передовой линии, долго не открывали огонь по скопившемуся перед проволочным ограждением противнику. Хотя условия к тому складывались благоприятные — вражеские бойцы скучились плотной стеной, да и дистанция до них вполне достаточная для уверенного поражения не только новыми винтовками, составлявшими только треть от общего стрелкового вооружения, но и старыми кремневыми ружьями. Лишь когда они пошли еще на одно злодеяние — добили оставшихся в живых литовцев, среди них даже женщин, и стали забрасывать трупы на проволоку, — с российской стороны раздались залпы, забирая жизнь нелюдей в солдатской униформе, тому не помешало густое облако порохового дыма. Выстрелы раздавались настолько часто и точно, без промаха, что впавшим в панику неприятельским воинам казалось — от смерти никуда не деться, — и бежали без оглядки, не разбирая пути и вновь попадая на разрывы из-под ног.

Но не зря Великая армия снискала славу лучшей в мире, ее командиры извлекли урок из первых неудач и нашли способ их преодолеть, пусть даже ценой немалых потерь и затрат. Артиллерия теперь вела огонь не только по огневым позициям и линии обороны, но и перепахивала поле перед ними, подрывая мины и разрывая проволочные ограждения. Правда, расход снарядов повысился вдвое и более, но накопленных за минувшие годы запасов пока оставалось с лихвой, так что на них не экономили, пользуясь почти двукратным превосходством в орудиях. Впрочем, неприятностей от русских нововведений все равно доставалось, каждый бой не обходился без огромных жертв и все больше становилось тех, кто жалел об участии в восточной авантюре, пока про себя, не высказывая вслух.

Злодейств к местному населению союзное командование больше не предпринимало, хотя и первого раза хватило — слух о том быстро распространился по литовской и другим землям, уже не так рьяно тамошний народ ожидал 'освободителей от русского ига'. Тем временем бои между двумя армиями на северном участке фронта разгорались все ожесточеннее, стратегическая инициатива постепенно переходила к превосходящим по численности и воинской выучке французам и их союзникам, правда, несли они при том гораздо большие потери. Русские войска после двух недель кровопролитных сражений оставили Ковно и организованно, худо-бедно справляясь с болезненными наскоками кавалерии Мюрата, отступили на сотню верст в направлении к Риге, здесь встали на новый рубеж обороны, подготовленный еще год назад.

На центральном и южном участках фронта русским армиям приходилось заметно легче, чем на севере — все же противник у них был слабее не только по численности, но и качественному составу. Те же поляки, австрийцы и итальянцы, составлявшие едва ли не половину наступавших здесь войск, явно уступали в воинском мастерстве и силе духа пруссам, не говоря о французах Великой армии. Да и несли они большие потери на минных и проволочных ограждениях, от огня скорострельных винтовок, шрапнельных и осколочных снарядов русской артиллерии. Занявшие оборону у Гродно на правобережье Немана и в Волыни за Западным Бугом армии Багратиона и Тормасова удерживали свои позиции до последнего, отступили лишь по приказу главнокомандующего фронтом Кутузова. Тот вынужден был пойти на такую меру из-за отхода русских войск на севере, Наполеон мог бросить в образовавшийся разрыв ударные корпуса Даву и Нея, кавалерию Мюрата.