Сын Красного корсара

Гасконец с фламандцем гнались за ними две или три сотни шагов, угрожая пустить кровь грубиянам, мешающим влюбленным; потом, заметив, что стражники продолжают бежать, как будто за ними гонится свора псов, авантюристы вернулись к посаде.

Дверь была закрыта, но сквозь замочную скважину просачивалась узкая полоска света.

Как только гасконец постучал, дверь открылась, и оба дуэлянта оказались в обширной, довольно низкой комнате со слегка задымленными стенами, освещенной большим фонарем.

Перед ними, за столом, обильно сервированным холодными блюдами и солидным количеством запыленных бутылок, спокойно сидели граф, Мендоса и очень красивая женщина лет тридцати, с волосами густого черного цвета, украшенными букетиком цветов, с искрящимися миндалевидными глазами, какие часто встречаются у кастильянок. Женщина была одета в просторную нагуа[72] в черно-желтую полоску.

Увидев ее, гасконец снял шляпу и галантно поклонился, не удержавшись, правда, от своего чудовищного «Гром и молния!», однако тут же добавил:

— Буэна ноче, сеньора! Вы так похожи на даму моего сердца, под окном которой я недавно пел любовную серенаду.

— Неужели? — спросил фламандец и разразился громким хохотом. — Вы пели серенаду под окном жалкой лачуги, которая может служить жилищем разве что какой-нибудь грязной негритянки.

— Молчите, дон Эрколе, — серьезным тоном ответил гасконец. — Вы никогда не знали моих секретов.

— А стражники? — спросил граф.

— У них оказались срочные дела. Мы можем ужинать спокойно.

— Их было много?

— О!.. Всего трое, — небрежно бросил авантюрист. — Очень жаль, что моя красотка из хибары не присутствовала при подвигах своего возлюбленного.

— Вы сошли с ума, дон Баррехо, — сказал граф.

— О том же и стражники мне говорили, но я никогда не поверю, что повредился умом. Уж я им задал, сеньор граф, уверяю вас, и обратил их в бегство. У нас в Гаскони нет сумасшедших и психов.

— Что за чудесная страна! — подал голос Мендоса. — В другой раз я хотел бы родиться на той стороне Бискайского залива!..

— И хорошо сделаете, но мне лично кажется, что нам бы лучше продемонстрировать прелестной хозяйке, как умеют работать гасконские, а также фламандские челюсти, не так ли, дон Эрколе? Если, конечно, граф позволит…

— Принимайтесь за работу, — ответил сеньор ди Вентимилья.

— Жалко, что здесь не хватает закусок… Ах, с каким удовольствием я проглотил бы в обмен на них прекрасные глаза этой симпатичной кастильянки!..

— Нет, севильянки, — возразил Мендоса.

— Ладно уж, глаза прекрасной испанки, — согласился с глубоким вздохом гасконец, пододвигая к себе пару тарелок, полных жареной рыбы, и наливая себе бокал. — Дон Эрколе, соблаговолите подражать мне. И вы тоже, госпожа, если только не поужинали с господином графом.

Прекрасная хозяйка разразилась серебряным смехом.

— Я совсем не госпожа, кабальеро, — произнесла она, показывая два ряда великолепных зубов. — Я всего лишь хозяйка бедной посады.

— Что до гасконца, то для него любая женщина — госпожа.

Так ответил дон Баррехо, который работал челюстями, как волк, не переставая болтать и осушая при этом бокалы превосходного порто. Молчаливый фламандец активно помогал ему.

— И потом, ради ваших прекрасных глаз гасконец дал бы себя убить.

— Кто же такие эти гасконцы? — спросила прекрасная кастильянка.

— Ближайшие родственники дьявола, — ответил Мендоса, то и дело бросавший томные взгляды на милейшую хозяйку.

— Господи, помилуй! — ужаснулась Панчита и быстро перекрестилась.

— Приятель, — сказал гасконец, хмуро взглянув на баска. — Говорят, что и с той стороны Бискайского залива проживают близкие родственники Вельзевула. Уж не ревнуете ли вы?

— Дон Баррехо, — спросил граф, — уж не хотите ли вы затеять ссору?

— Нет, сеньор ди Вентимилья, пока что я хочу затеять другую игру — с бутылками этой прекрасной кастильянки. Гром и молния!.. Ведь идет как вода. Не так ли, дон Эрколе?

— Как масло, — ответил фламандец.

— Сеньора, надеюсь у вас в подвалах еще много этого добра.

— Мой муж перед смертью много завез этого вина.

— А!.. Так ваш муж мертв?

— Как-то вечером он поспорил с флибустьером.

— Какие мерзкие люди эти мошенники, — сказал дон Баррехо. — Постоянно убивают!.. Вот они-то и есть настоящие сыны Вельзевула. О!.. Но когда-нибудь и они иссякнут. Сеньора, еще одну бутылку вашего порто. Я осушу ее за ваше здоровье, слово дворянина!

— Вы, дон Баррехо, как губка, — сказал граф.

— Я вместе с доном Эрколе сражался со стражниками капитаната порта, сеньор ди Вентимилья, а в сражениях всегда подстерегает жажда, даже гасконцев.

— И фламандцев, кажется, тоже — добавил Мендоса.

Дон Эрколе, не отвечая, удовлетворился тем, что опрокинул в свою пасть северного волка последний остававшийся на столе бокал.

В этот момент появилась хозяйка с заполненной бутылками корзиной. Еще до прихода двух авантюристов граф положил на край стола солидную кучку пиастров, а потому мог обильно заказывать напитки, давая трактирщице подработать.