Сын Красного корсара

Фрегат, уже освобожденный, двигался вдоль кормы галеона.

Два флага, графа ди Вентимилья и большой штандарт Испании, спускались трижды до верхней палубы надстроек, а потом столько же раз взмывали вверх; после этого суда расстались.

Фрегат возобновил свой путь на запад, тогда как галеон, вышедший из боя сильно поврежденным, взял курс на побережье Сан-Доминго, чтобы укрыться в каком-нибудь порту.

— Сто тысяч молний Бискайского залива! — возмутился гасконец, когда расстояние между кораблями достигло трехсот или четырехсот метров. — Это называется морским сражением!.. Столько стараний, а я даже не увидел дублона, который все еще должен мне этот счастливчик баск. Если бы я был на месте сеньора ди Вентимилья, то не оставил бы ни одного пиастра на этом несчастном фрегате. Двадцать мертвецов из-за какого-то жалкого секретаришки!.. Да он не стоит даже одной набивки табака!

Он обернулся к Мендосе, который — скупой не менее гасконца — пересчитывал дублоны, немедленно выданные ему графом, человеком слова, тогда как помощник капитана распределили тысячу пятьсот пиастров среди команды. Именно столько флибустьеры могли бы награбить на галеоне.

— Ого, приятель, — сказал гасконец, — вам, кажется, заплатили.

— Граф верен своему слову, — ответил Мендоса. — Это воистину золотое слово. Он говорит и сыпет золото!

— Мне никогда не нужны были очки!.. Гасконец с линзами! Это же смешно.

— Ну и?

— Вы, приятель, забыли тот дублон, на который мы поспорили в подвалах маркизы де Монтелимар. Что там было, аликанте или херес?

— Херес.

— Неужели баски менее благородны, чем гасконцы? Черт возьми! Это было аликанте!.. Уж в испанских-то винах я разбираюсь.

— Баски верны слову, — ответил, улыбнувшись, Мендоса. — Признаю свою ошибку, но пока что, дон Баррехо, вы не получите того дублона. Почему? А потому что мы спорили в одном погребке, значит, должны его пропить в другом. Дождетесь? Клянусь Бискайским заливом!

— Никогда не знавал более хитрого приятеля! — вскрикнул дон Баррехо. — Я думал, что гасконцы хитрее всех на земном шаре, а теперь вижу, что баски…

— Что такое? — рассмеялся Мендоса.

— Отъявленные канальи!

— Вы напрашиваетесь, дон Баррехо? Всем известно, что гасконцы — отчаянные дуэлянты и задиры.

— А баски?

— Упрямцы.

— Слово-то громкое, да оно ничего не значит, — сказал гасконец.

— Черт побери!.. Поясню: когда баск что-нибудь сказал, жив он или мертв, но так и будет.

— А-а… Понял!.. Значит, дублон мы пропьем.

— Вот и гасконцы снова становятся хитрыми.

— Пусть дьявол вас заберет в ад, — рассмеялся авантюрист. — Вы же проиграли мне этот дублон.

— Успокойтесь, мы пропьем его в каком-нибудь кабачке Центральной Америки.

Пока приятели спорили о дублоне, а фрегат продолжал свой бег на запад, ликвидируя по мере возможностей повреждения, полученные в ходе ожесточенной схватки, сеньор ди Вентимилья вежливо пригласил секретаря маркиза де Монтелимара проследовать за ним в кают-компанию.

— Садитесь, кабальеро, — указал граф на кресло, после того как дверь закрылась. — Нам надо о многом поговорить.

— Что меня очень удивляет, — ответил секретарь маркиза, который выглядел довольно бледным и очень обеспокоенным. — Ведь я вижу вас впервые, сеньор.

— Уверен в этом, потому что я всего несколько месяцев назад вынырнул в водах Мексиканского залива.

— По какой причине?

— Прежде всего для того, чтобы найти вас, — ответил граф, садясь напротив секретаря.

— Неужели я такой ценный человек?

— Сейчас узнаете. Ради того, чтобы заполучить вас, я подверг опасности свой фрегат, а также собственную жизнь, как и жизни моего доблестного экипажа. Вам уже известно, кто я?

— Сын Красного корсара.

— Вы знавали моего отца?

Секретарь маркиза де Монтелимара мертвенно побледнел и ничего не ответил.

— Кабальеро, — сказал граф более резко, — не забывайте, что вы находитесь полностью в моей власти, и, хотя я тоже дворянин, но в моих жилах течет кровь знаменитых корсаров, которые опустошали испанские колонии по берегам Большого Залива. Отвечайте на мои вопросы.

— Ну, хорошо. Да, я его знал, — ответил секретарь маркиза.

— Где?

— В Маракайбо.

— Когда?

— За день до его казни.

На этот раз смертельно побледнел граф, но в глазах его зажглись огоньки гнева.

— Они знали, что приговорили к повешению дворянина? — глухо спросил граф, сжав зубы.

— Думаю, да.

— Кто произнес смертный приговор моему отцу и всем тем, кто спасся после кораблекрушения?

— Не знаю.

— Бесполезно пытаться обманывать меня! — проговорил сеньор ди Вентимилья, вскакивая на ноги. — Это был маркиз де Монтелимар, ваш хозяин.

— Зачем же вы тогда меня спрашиваете? — спросил кабальеро.

— Я хотел еще раз убедиться в этом.

Граф два или три раза обошел вокруг стола, занимавшего всю середину помещения, потом он резко остановился перед секретарем, с ужасом на него смотревшим, и сказал: