Сын Лаймы

Взял он в руки пеньковую целую связку да руками её и разорвал надвое, словно гнилую бумажку. У мастеров дел заплечных от страха даже поотвисали вниз челюсти, а Дундур их успокаивает: ничего, говорит, я никуда убегать не собираюсь. Давайте, мол, приступайте…

Стянул он с себя рубаху и на лавке, словно король, разлёгся. А те двое кнутами кручёными размахнулись и стали его пороть.

— О-о! — блаженно заорал силач, — Какое удовольствие! Какая отрада!.. Давно я хотел спинку себе почесать, да никак вишь не дотягивался. Лупите, ребята, жарьте! О-у-у! А-а-а!..

Били они его, били, хлестали-хлестали — сами аж взмокли и приустали, а истязаемому Дундуру хоть бы хны: еле заметные полосочки по спине у него лишь пошли…

Опустили палачи кнуты, пот со лба утирают, а Дундур им строгим голосом наказывает:

— А ну, чего встали-то, лентяи?! По ногам теперь побольше пройдитесь да по заднице. Живо у меня, ну!..

Те чуток ещё его постегали, а потом кнуты наземь побросали, и кинулись было бежать. Да только пытаемый их тут же споймал да, ухвативши крепко за шкварники, приволок назад. А ну бейте, говорит, канальи — у меня чёска, дескать, ещё не прошла!..

Так он их там обоих и мытарил, покуда сам Франц, любопытствуя, на конюшню не заявился и не дал команду порку эту небывалую прекратить.

Тут-то его впервые и осенило, что с этим силачом удивительным крепенько он вообще-то влип.

На следующее утро захотелось Францу в баньке попариться да помыться. Вызывает он к себе Дундура и приказывает ему баню тотчас затопить.

— Ага, понял, — тот башкою кивает, лихо весьма поворачивается и к бане прямиком шагает.

А баня барская была немалая, бревенчатая такая, сделанная из дубья. Стояла же она невдалеке от берега озёрного. Подходит к ней наш усилок, чешет шевелюру себе лохматую, а потом вот чего делать принимается: отрывает он банный сруб от фундамента, приподнимает его с переднего краю, под самый низ затем подлезает да на плечи всё сооружение себе и взгромождает. А потом отнёс он баню к озеру и в омут её, поднапрягшись, бросил.

Погрузилась изба дубовая на самое илистое дно, только труба одна наружу торчит. А Дундур назад свои стопы навострил, песенку весёлую вовсю насвистывая.

— Ну что, затопил баню? — спрашивает его Франц.

— А как же! — Слепень в ответ восклицает, — Как ты велел, так я всё и сделал: баню затопил. Правда, — добавляет он, словно извиняясь, — не всю… Чуток ещё притопить её осталося.

— Как это так? — барон удивляется, — Что ты мелешь, дурак?

— Да труба, понимаешь, наружу торчит, — докладывает хозяину уморист-богатырь, — Мелковато там вишь оказалось…

Кинулся Франц наружу, глядь — нету на месте бани!

Поглядел он, не веря, на озеро, а из воды кончик трубы торчит торчмя. Освирепел барон пуще прежнего, затопал на Дундура ногами и размахался на него кулаками.

— Ах, ты, болван! — на всю округу он распинался, — А ну, тащи баню обратно! Ну, самого же простого дела поручить ему нельзя!

Что ж, Дундуру это сделать было нетрудно. Как говорится, раз плюнуть. Погрузился он на дно озёрное не спеша и баню оттуда достал, а потом принёс её назад на горбяке и на прежнее место поставил. Ну, тут уж было не до мытья: брёвна-то на ней покосились, а печка вся развалилась. Надо было её сначала чинить, а потом уже и топить…

Пришлось господину барону в ванне мыться, чего он делать-то не любил, поскольку охоч был дюже до банного пару.

В общем, толку от работника Слепня оказалось столько же, сколько от козла молока. Ловко он дурнем этаким притворялся, и ничего полезного делать вообще не желал.

Не, от работы хитрец ничуть не отказывался: как говорится, только дай! Но выполнял он эту работу странно…

Да лучше бы совсем он её не выполнял!

Нарядили его как-то дрова поколоть. Взял Дундур топор, по колоде им брякнул и надвое её расколол. Как тут будешь колоть-то? Катят ему колоду потвёрже да побольше. Он опять со всего плеча рубанул — черенок моментально и сломался. Опять, значит, вышла незадача.

Пришлось кольщика такого непутёвого от этого дела отставить.

Посылают его затем сено на лугу косить. Берёт Дундур в руки косу, да и начинает ею махать во все стороны. Косари сломя голову с луга побежали и на нового этого косильщика барону пожаловались. А Дундур к тому времени и косу уже на фиг сломал. Разлёгся он на травушке и солнечные ванны расслаблено принимает…

Приказал ему тогда барон навоз в хлеву почистить. Так он чего учудил-то? Весь навоз по стенкам расшвырял, так что стены все сплошь в дерьме коровьем вымазанными оказались! Дундур идёт к барону: всё, докладывает бойко, чистым-чисто — полы аж блестят! Пошёл Франц работу его проверять, и чуть было даже не онемел сначала: на полу-то действительно чистёхонько, а зато стены сверху донизу навозом загажены!

Побурел барон, словно рак, а потом зубами заскрипел, схватился рукою за сердце и поплёлся к жене своей Эмме валерьянку у неё просить.