Сын Лаймы

Владимир Радимиров Сын Лаймы

Как-то утром, ковыляя,
Гурт бурёнок гнал в поля я.
И тут глядь — навстречу лось!
Надо ж — встретить довелось!

Ну а я подслеповатый.
Глух вдобавок. Уши ватой
Как набиты. Зрю — лошак,
А не лось, чеканит шаг.

Присмотрелся я получше.
Где лошак?! То шпарит с кручи
В направленьи дальних сёл
Вроде бабушкин козёл.

Он поближе… Фу ты, ёлы!
Стал я, блин, очами квёлый.
Иль я пива выпил жбан?!
Где козёл?! Да то ж кабан!

У меня буркалы впалы.
Я их тру — и ёлы-палы!
Вместо хряка вижу — кот
По дороге прёт в поход.

Жмурю я слепые очи.
И гляжу что было мочи.
Ну, я думаю, и пень!
То ж летит навстречь слепень!

…А бывает, и не такое ещё пригрезится. На свете всякие чудеса ведь случаются. Вот, к примеру, мой дед был таким силачом, что от его храпа ядрёного крышу бывало напрочь размётывало. Ага! Только приляжет он соснуть на кровать да начнёт слегонца этак похрапывать, как глядь — а полкрыши уже как не бывало! Разлетелася от храпа невесть куда. Поэтому дед особый подвал для себя выкопал, чтобы в нём спать-почивать. Только так мы от его храпа страшного и спасались.

А, говорят, что его дед был ещё сильнее. Он своим чихом смерчи даже вызывал! Чуть он простудится мал-мало, расчихается — а смерчи чихательные так и пойдут по округе гулять! Где дерево с корнем вырвут, где сарай в щепки разнесут, а ино и в баронскую усадьбу нагрянут и там дикого шороху наведут. Барон даже специального лекаря к деду приставил, чтобы тот за ним следил и загодя недомогания его перехватывал. Лучшими лекарствами деда лечили, чтобы он не чихал, зараза! Да только, говорят, всё зря.

Ну а его дед, бают, ещё был сильнее. Он, когда кашлял, то землетрясение неслабое этим порождал. Оттого и жил он отшельником в глухом лесе. Из-за этого видать и простужался. В лесу ж холодно — а то! Так к тем местам никто и близко не приближался — трясло ж там постоянно. Ещё бы — дед простуженный по лесу шарится, кашляет там не переставая — страх да и только! Мрак! Народ от этого деда был чисто в панике.

Короче, силачи в старину попадалися такие, что нынешние им и в подмётки не годятся! И животные тоже были им под стать. У другого моего прадеда обитал, к примеру, такой бык, что копны сена на облака играючи закидывал. Рога у него, по слухам, были железные, лоб медный, а копыта каменные. Как-то раз, только баронские крестьяне сено в копны сложили, а тут вдруг этот бычара откуда-то выхватился — швырк-швырк-швырк! — да и пошвырял на облака копны все до единой. Так они на том облаке по небесам и поплыли. В Польшу наверное, а может быть и в Германию… В Германии ж сена маловато. То-то, я думаю, германцам этим была радость — сено наше, на облаках просушенное, к ним вдруг попадало!

В общем, с этим гадским быком никто не мог справиться. Кроме одного мальчугана. У него особая свистулька была сделана, которая, если в неё подуть, дудела жутким слепнем. А бык тот ужасно этих слепней почему-то боялся. И только лишь бычара вредный как следует разбуянится — а тут этот малец со своей свистулькой! Как засвистит он слепнем волшебным, так бык враз хулиганить завязывает и тихенько так — топ-топ, топ-топ — к себе, значит, в загончик…

Правду говорю!.. Хотя и вру конечно. Не могу, понимаете, не врать — таковым видно уродился. Меня и папаня нещадно порол, и сам барон всяко грозил, и маманя слёзно просила: «Ну не ври ты, Янка, пожалуйста, чтоб тебя, поганца, черти побрали!» — как об стенку горох. Вру и всё! Я даже в пиве язык отмачивал и в меду его обмазывал, чтобы к нёбу он прилип — а фигушки-макушки! Как начну что-нибудь брехать, так по те поры не угомонюсь, пока сильно не проголодаюсь.

Вот, к слову, я тут одну сказку вам расскажу. Про слепней да силачей этих самых… Наичистейшая правда, между прочим, клянусь моими дедами невероятными! Ага. Язык, видите ли, очень хочется поразмять, а то он от мёду да от пивка стал чуток эдак вялым.

Итак, началась эта правдивая — даже наиправдивейшая история — вот, значит, как:

Однажды в стародавние времена в стране одной дальней под названием Марземляндия жил да был бедный некий рыбак по имени Янка. Проживал он с женой своей Мартой на самом берегу большого озера, имел для рыбацкого своего ремесла лодочку-плоскодонку, а кормился тем, что ловил сетью рыбу и продавал её затем в городе. Но то ли рыбаком он был не слишком способным, то ли просто ему не везло, а — не мог Янка обеспечить семью достойно, отчего приходилось им с Мартой сиживать часто впроголодь.