Сын Лаймы

Землицы-то своей собственной был у них всего лишь клочок, а с такой-то площадочки овощей ведь не напасёшься.

Но самой большой бедой было не это, а то, что не дал им боженька вынянчить ребёнка. Был, правда, в молодости у них крошка-сыночек, но он всего лишь месяц на белом свете пожил, а потом взял, да и помер. И с тех самых пор как отрезало: не беременела Марта, и всё!

Такое вот печальное дело. Худо было в Марземляндии без детей! Особливо без сыночков. Как старичью прожить-то без сыновней опоры? Как прокормить себя в дряхлом возрасте?

Это было делом почти невозможным, и век стариков да старух бездетных был коротким.

По такому вот горькому поводу у Марты слёзы на глаза частенько наворачивались. Особенно по воскресным дням, когда они с Янкой на мессу в божницу хаживали. Там-то народу хватало, а среди взрослых и дети попадалися в немалом достатке. И вот только лишь смех детский где-нибудь раздастся, или даже ребячий плач, как у бедной Марты от этих звуков ажно сердце в груди сжималося, и терзалася в тоске-печали её душа.

Женщиной она была уже немолодою, хотя и старухой назвать её было б неправильно, ибо разменяла она пару лет назад пятый только десяток. В таком же возрасте не молодом и не старом большинство женщин дитё родить уже и не мечтали.

И вот как-то раз, в месяце осеннем сентябре, когда погода стояла на удивление светлая и чудесная, отправился Янка из дому по делам, а когда вернулся, то привёл он с собою некую странную бабушку. Вёл он её по тропке к их домику, за плечики согбенные бережно спутницу поддерживая, а когда довёл-таки её до крыльца, то вышедшей жонке вот что порассказал:

— Слушай-ка, Марта, надо нам эту вот бабку до утра у себя приютить. Как видишь, это нищенка. Сунулась она было за подаянием к Мартыньшу, да только этот негодяй прицыкнул на неё собак. Гляди — всё платье псы ей порвали! Если бы я палкой свору не отогнал, то пришлось бы старой плоховато.

— Хорошего дня, хозяюшка! — заулыбалась старушка Марте и даже ей закланялась, — Ох, и добрый же у тебя муж! Дай ему боженька всего наилучшего!

«Хм, тоже мне, добрый, — усмехнулась про себя женщина усталая. — Простоват он, это правда, а доброту ведь на хлеб не намажешь, да на рынке её не продашь».

Глянула она на старушку повнимательнее, и почему-то на сердце у неё тепло стало. Та-то маленькая такая была, совсем-совсем седая, а одета она оказалась хоть и в старое, но слишком уж яркое для нищенки платье. Юбка у бабули сей весёлой действительно оказалась порванной и требовала посему немедленного ремонта, ибо расхаживать в этаком отрепье старому человеку было негоже.

Особливо милостыньку выспрашивать у людишек-то божьих.

А надобно вам сказать, что правили Марземляндией тогда чёрные злые бароны, и весь местный народ притесняли они чисто безбожно. Местный, к примеру, барон, коего звали Францем, угнетал своих крепостных прямо невероятно. Можно даже сказать так, что он, собака этакая, просто-напросто лютовал, и шкуру с крестьян своих драл со всем мясом. По всему поэтому, злата-серебра с каменьями драгоценными да всяческих прочих богатств у Франца было аж навалом, а народишко его частенько и до скотского не дотягивал состояния. Немудрено, что от таковского гнёта да невзгод частым гостем в домишках ветхих был голод, и чтобы не протянуть ноги, бродили и стар и млад по окрестным дорогам с побиральною сумою.

— Ладно, веди, Янка, старую в дом, — сказала, наконец, Марта, над нищенкой бедной сжалившись, — Так и быть — юбку я ей заштопаю.

Заулыбалась бабуля ещё радостнее, речи сии приветливые услыхавши. И то — не особо ведь часто нищих в домах привечали. И слишком уж ругать за то людишек было нельзя: у самих бывало не находилось даже куска, и брюхо к хребту с голодухи аж приставало. Тут уж, как говорится, не до подачек с подаяниями — детишек лишь бы прокормить кое-как да себя в придачу пропитать бы.

Дом же у рыбака Яниса мало чем от прочих халуп отличался: был он низким, приземистым, в длину довольно вытянутым и деревянным. В одном конце проживали сами хозяева, а в противоположном конце находился кут, где обитала лошадка, коза, три курицы и красный петух-забияка… Крышей их дому солома служила уложенная, а на южную сторону выходило единственное махонькое оконце. У других же частенько в домах и вовсе окон никаких не бывало, потому что за каждое такое «роскошество» баронской власти побор особый выплачивать полагалось. Как, впрочем, и за трубу, и за пол дощатый. Поэтому большинство домиков марземляндских топились по-чёрному, а о деревянных полах никто даже и не мечтал: землю просто-напросто до каменного состояния они утаптывали, и в буквальном смысле этого слова на земелюшке проживали.

Вот так-то!