Сын леса

Машина с продуктами и вещами пришла к скотопрогонному мосту, возле которого штабелями были сложены мешки с сухой эфедрой. Шофер был сердит на плохую дорогу, на то, что расплатиться Алик обещал после получения денег. Он поторапливал с погрузкой и возвращением. Алику пришлось попросить Виктора перетаскать привезенные им для себя вещи и продукты в избушку, да покормить кошку, а сам уехал в город с травой, не зайдя в дом.

На обратном пути шофер хмыкнул, мотнув головой:

— Ну и напарнички! Что-то не врублюсь: тот про тебя спрашивает, да и ты, как понимаю, его не знаешь? А продукты вместе… Кто это такой был?

— Егерь!

— У, е… Предупреждать надо. У меня мультук за сиденьем! — возмутился шофер.

Алик помнил, что сдал траву и получил деньги, помнил, что с долгами рассчитался, а потом пришлось заканчивать веселье одеколоном. От ватного одеяла без пододеяльника несло мочой. Под боком храпела, заливаясь, потрепанная жизнью бабенка. Она вчера просилась в горы, и Алик, пьяный, думал: «А может взять? А что, баба как баба, все при ней: и лепех напечет, и постирает».

Рассветало. Нет перегара зловонней, чем от одеколона. У бабенки изо рта с прокуренными зубами несло, как из отстойника. Сетка морщин с утра глубже обозначилась на обрюзгшем лице. «И как могло прийти в голову — жить с ней?» — подумал Алик и почувствовал, что отгулялся. Он оделся и вышел на пустынную улицу. Над городом высилась величественная гряда гор. Чистая утренняя прохлада стекала с белых ледников, струилась по тихим улицам. Алик пошарил по карманам, деньги на транспорт еще были.

Он уехал из города рейсовым автобусом. Потом добирался попутными машинами, затем еще два дня пешком. Вернулся он в Жим-Жирт трезвый и веселый. Принес рюкзак. В нем сухари, рожки, сало, чай и капканы. Что еще надо лесному бродяге?

Ключ от избушки лежал в условленном месте. Почуяв хозяина, где-то под нарами заорала кошка.

Капроновые фляги стояли возле печи, там же был мешок с солью. Купленная одежда — на полке. К матице был привязан мешок. Алик ощупал его: сахар, мука, горох, крупа… Сел, закурил, подумал: «Мне бы такого компаньона!»

Пришла теплая осень с грибными дождями. Алик поднялся вверх по притоку Байсаурки, туда, где еще весной приметил грибные места. Действительно, на замшелых тенистых склонах было много груздей. Он быстро наполнил ими рюкзак и наткнулся на свежий медвежий след. Зверь недавно ушел на хребет, в те самые места, куда весной его не пустили. На траве и кустарнике еще держался его резкий запах.

Алик оставил рюкзак под деревом и стал подниматься на хребет. На влажной топи альпийских лугов медвежьи следы были отчетливей. Медведь пошлялся по ложбине, вышел на перемычку между хребтом и скальным гребнем отрога, спустился по осыпи. Внизу было озеро. Широкую лощину вокруг него покрывали невысокие каменные столбы и плиты с зеленым лабиринтом лужаек между ними.

Алик увидел медведя сверху. Опустив голову, тот неторопливо вышел на берег озера и скрылся за камнями.

С медведями ему не приходилось сталкиваться. Он знал наверняка, что ни один нормальный зверь не тронет человека, если вести себя правильно. Его давно интересовали медведи, с которыми прежде не доводилось встречаться. Не хотелось упускать случай понаблюдать за ним. Стараясь не шуметь, Алик спустился к скальнику и стал пробираться лабиринтом к воде. Это были монолитные каменные глыбы, торчащие из грунта. Самые высокие из них поднимались над почвой на десяток метров. Между скалами были то узкие, то широкие коридоры с зеленой поникшей травой. Чикиндист осторожно выглядывал из-за каждого поворота, крадучись шел дальше.

В очередной раз, высунувшись из-за скалы, он разинул рот, вытаращил глаза и замотал головой с дурными глазами: в двух метрах от него стояла женщина, кравшаяся ему навстречу.

Он не раз встречал вот так, неожиданно, туристок, альпинисток, просто отдыхающих — на них был знак гор — грубоватая одежда, обгоревшие лица. Эта же, в махровом халате, с голыми ногами будто вышла из уютной квартиры на лестничную площадку. Или она появилась из снов: не испугавшись, не удивившись незнакомцу.

— Ты медведь? — прошептала подкрашенными губами и шагнула навстречу, протягивая руки. Алик увидел сверху загорелую ложбину едва прикрытой груди.

Женщина зажмурила глаза, откинула голову и положила ему руки на плечи.

Опуская ее на траву, он боялся проснуться именно в этот миг, лихорадочно соображая что-то, приходя в себя и снова впадая в бредовый восторг. Она вытянулась, чуть слышно застонав, открыла проясняющиеся и какие-то ненормальные, искрящиеся глаза:

— Так ты не медведь? — спросила, отстраняясь двумя руками от его груди.

— Ты кто? — прохрипел он, тяжело дыша, и подтянул брюки.

Она раздраженно запахнула халатик. И тут Алик словно увидел себя со стороны: резиновые сапоги с подвернутыми голяшками, драные штаны в заплатах, один бахромящийся рукав рубахи едва прикрывает плечо, другой спускается до локтя…

Стрелок не был садистом, обладая здоровым юмором. Он выждал. Отрикошетив от скалы, три пули запели в синем небе.