Я помню, как сидел в гостиной с тарелкой, полной еды, рядом с группой отреченных , шепчущихся рядом со мной, мой дом до краев был наполнен соседями, но никто не говорил чего-то для меня значащего.
Я знаю, тебе , должно быть… страшно, - говорит она. Я с трудом узнаю ее голос; он ниже, сильнее и жестче, чем я его помню, именно так я понимаю, что с годами она изменилась. Я чувствую, что мне надо справиться со многим, слишком сильным, чтобы я смог выдержать, и вдруг я перестаю что-либо чувствовать.
Я думал, ты умерла, - произношу я без выражения. Ужасно глупо говорить такое матери, которая вернулась из мертвых, но и ситуация глупая.
Я знаю, - говорит она, и мне кажется, что она плачет, но здесь слишком темно, чтобы увидеть. - Я не мертва.
Заметно. - Звук моего голоса звучит фальшиво, повседневно. - Ты вообще была беременна?
Беременна? Вот что они сказали тебе, что-то про смерть во время родов? - Она мотает головой.
Нет, не была. Я месяцами планировала свой уход - мне нужно было исчезнуть. Я думала, что, возможно, он расскажет тебе, когда ты достаточно повзрослеешь.
У меня вырывается короткий смешок , похожий на лай.
Ты думала, что Маркус Итон признается, что жена ушла от него. Мне.
Ты его сын, - говорит Эвелин , хмурясь. - Он любит тебя.
Затем все напряжение последнего часа, последних нескольких недель, последних нескольких лет нарастает во мне, слишком большое, чтобы сдерживать, и я смеюсь, но смех звучит странно, механически. Это пугает меня, хотя смеюсь я сам.
У тебя есть право злиться за то, что тебя обманывали, - говорит она. - Я бы тоже злилась. Но Тобиас , мне пришлось уйти, я знаю, ты понимаешь, почему…
Она приближается ко мне, а я хвастаю ее за запястье и отталкиваю.
Не прикасайся ко мне.
Хорошо, хорошо. - Она поднимает ладони вверх и отходит назад. - Но ты ведь понимаешь, ты должен.
Что я понимаю, так это то, что ты оставила меня одного в доме с маньяком- садистом, - говорю я.
Такое чувство, будто внутри нее что-то ломается. Руки падают по бокам, словно становятся очень тяжелыми. Её плечи резко опускаются. Даже лицо обвисает, когда до нее доходит, что я имею в иду , что я должен иметь в виду. Я скрещиваю руки и отвожу плечи назад, стараясь выглядеть настолько взрослым, сильным и жестким, насколько это возможно. Теперь это просто, когда на мне черная одежда Бесстрашия, тогда как раньше это был серый цвет Отречения; и может быть поэтому я выбрал Бесстрашие в качестве убежища. Не из злости, не из желания сделать больно Маркусу , а потому, что я знал, что эта жизнь сделает меня сильнее.
Я… - начинает она.
Хватит тратить моё время. Что ты здесь делаешь? - Я бросаю скомканную записку на землю между нами и вопросительно поднимаю брови.
Уже 7 лет прошло с тех пор, как ты умерла, и ты ни разу не попыталась устроить это драматическое разоблачение раньше, так что же изменилось сейчас?
Сначала она не отвечает. Затем она явно берет себя в руки, и говорит:
Мы, афракционеры , предпочитаем приглядывать за разными вещами. Например, за Церемонией Выбора. На этот раз шпион сказал, что ты выбрал Бесстрашие. Я должна была прийти сама, но не хотела ставить его в трудное положение. Я стала кем-то вроде лидера афракционеров , и сейчас важно, чтобы обо мне не узнали.
Я чувствую кислый привкус во рту.
Так, так, - говорю я. - Какие у меня важные родители. Мне так повезло.
Это так на тебя не похоже, - произносит она. - Хоть какая-то часть тебя рада снова меня увидеть?
Рад тебя снова видеть? - переспрашиваю я. - Я тебя еле помню, Эвелин. Я жил без тебя столько же времени, сколько с тобой.
Её лицо искажается. Я ранил её. Я рад.
Когда ты выбрал Бесстрашие, - продолжает она медленно, - я поняла, что настало время обратиться к тебе. Я всегда собиралась найти тебя после того, как ты сделаешь выбор и останешься сам по себе, и тогда я смогла бы предложить тебе присоединиться к нам.
Присоединиться к вам, - говорю я. - Стать афракционером ? Почему я должен этого хотеть?
Наш город меняется, Тобиас. - То же самое сказал мне вчера Макс. - Афракционеры объединяются, так же как эрудиты и бесстрашные. Очень скоро каждому придется выбрать сторону, и я знаю, на какой тебе было бы лучше оказаться. Я думаю, ты действительно сможешь принести нам пользу.
Ты знаешь, на какой стороне мне было бы лучше находиться, серьезно? - говорю я. - Я не предатель фракции. Я выбрал Бесстрашие. Там мое место.
Ты не один из тех безмозглых , ищущих опасности дураков , - говорит она резко. - Так же, как ты не был и подавленным занудой Сухарем. Ты можешь быть большим, чем другие, большим, чем любая фракция.
Ты не имеешь понятия о том, кто я и кем могу быть, - говорю я. - Я был лучшим новобранцем. Они хотят, чтобы я стал лидером Бесстрашия.