Сын (ЛП)

Не будь наивным, - отвечает она, смотря на меня прищурившись. - Им не нужен новый лидер, им нужна пешка, которой они могут манипулировать. Именно поэтому Джанин Метьюз часто наведывается в штаб Бесстрашия, поэтому насаждает вашу фракцию своими прислужниками, которые докладывают ей о поведении бесстрашных. Ты не заметил, что она знает о вещах, о которых не имеет права знать, что они продолжают усложнять обучение бесстрашных, экспериментировать на нем. Как будто бесстрашные когда-либо могли сами это изменить.

Амар говорил, что обычно обучение в Бесстрашии не начинали с пейзажей страха, что это было что-то новое, что они только попробовали. Эксперимент. Но она права; бесстрашные не проводят эксперименты. Если бы они действительно были озабочены практичностью и эффективностью, они бы не учили нас метать ножи.

А потом он погиб. Не я ли обвинил Эрика в том, что он доносчик? Не я ли неделями подозревал, что он продолжается сотрудничать с Эрудицией?

Даже если ты права, - говорю я, и вся злость покидает меня. Я продвигаюсь к ней ближе. - Даже если ты права насчет Бесстрашия, я никогда бы не присоединился к вам. - Я стараюсь, чтобы мой голос не дрожал, когда я добавляю:

Я больше никогда не хочу снова тебя видеть.

Я не верю тебе, - отвечает она спокойно.

Мне неважно, во что ты веришь.

Я иду мимо нее, к ступенькам, по которым карабкался, чтобы подняться на платформу.

Она кричит мне вслед:

Если ты передумаешь, любое сообщение, переданное афракционерам , будет передано мне.

Я не оборачиваюсь. Я бегу вниз по ступеням и несусь вниз по улице, прочь от платформы. Я даже не знаю, двигаюсь ли я в верном направлении, я просто хочу оказаться от нее как можно дальше.

Я не сплю.

Я расхаживаю по квартире в бешенстве. Я достаю остатки моей отреченной жизни и бросаю их в мусорное ведро: рваную рубашку, туфли, носки, даже мои часы. В какой-то момент, приблизительно на восходе солнца, я швыряю электрическую бритву об душевую кабинку и она разлетается на несколько кусков.

Через час после рассвета я иду в тату-салон. Тори уже там - ну, “там” - это сильно сказано, потому что её глаза несосредоточенные и опухшие ото сна, а она только что начала пить кофе.

Что-то случилось? - сказала она. - На самом деле меня здесь нет. Я должна идти на пробежку с Бадом , с этим помешанным.

Надеюсь, ты сделаешь исключение, - говорю я.

Не так уж много людей приходят со срочными просьбами сделать тату, - замечает она. - Это первый раз за все время.

Окей. - Она оживляется, становится внимательней. - Что-нибудь уже есть на уме?

Несколько недель назад, когда мы заходили в твою квартиру, там был один рисунок - символы всех фракций вместе. Он все еще у тебя?

Она застывает.

Ты не должен был этого видеть.

Я знаю, почему я не должен был видеть его, почему она не хочет показывать другим этот рисунок. Он намекает на склонность ко всем фракциям вместо признания превосходства Бесстрашия, которое должно быть в ее татуировках. Даже авторитетные бесстрашные беспокоятся о том, чтобы выглядеть истинно бесстрашными, я не знаю, почему так, и что может угрожать людям, которых можно назвать “предателями фракции”, но я здесь именно для этого.

Дело как раз в нем, - говорю я. - Я хочу это тату.

Я думал об этом по дороге домой, пока снова и снова прокручивал в голове то, что сказала мне мать. Ты можешь быть большим, чем любой другой, выше любой фракции. Она думала, что для того, чтобы я был выше любой фракции, я должен был оставить это место и людей, которые приняли меня как своего; я должен бы был простить её и позволить поглотить себя её убеждениям и образу жизни. Но я не должен уходить, и я не должен делать то, что мне не нравится. Я могу быть выше всех фракций здесь, в Бесстрашии; может, я уже такой, и пришло время это показать.

Тори огладывается по сторонам, поднимая глаза на камеру, которую я заметил, когда вошел. Она тоже из тех, кто замечает камеры.

Это был просто дурацкий рисунок, - говорит она тихо. - Ну же, ты, видимо, расстроен, мы можем об этом поговорить, подобрать тебе что-нибудь получше.

Она знаками подзывает меня к задней части салона, через склад позади него, в её квартиру. Мы идем через неопрятную кухню в гостиную, где на кофейном столике все еще лежат её рисунки.

Она перекладывает их, пока не находит рисунок, похожий на тот, о котором я думал, огни Бесстрашия в чаше рук Отречения, корни древа Дружелюбия, растущие под глазом Эрудиции, который расположен над весами Искренности. Все символы фракций, расположенные по порядку один над другим.

Она показывает его, и я киваю.

Я не могу сделать ее на месте, которое люди видят все время, - говорит она. - Ты превратишься в ходячую мишень. Подозреваемым в предательстве фракции.

Я хочу, чтобы она была на спине. Покрывала позвоночник.

Раны, полученные во время последнего дня с моим отцом, уже зажили, но я хочу запомнить, где они были; я хочу помнить, от чего сбежал, до конца своих дней.