Сын маминои подруги (СИ)

Наступила тишина, в которой они просто сидели за столом и смотрели друг на друга. Где-то вдалеке еще слышны были хлопки новогодних салютов, но они вскоре стихли.

И на смену им пришел богатырский храп Настасьи Капитоновны.

Захар тряхнул головой, словно сгоняя с себя какое-то наваждение. А потом встал, протянул руку и сказал почему-то шепотом:

— Пойдем.

— Куда? — так же шепотом отозвалась Ульяна.

— Ко мне.

— Зачем?

— Праздновать Новый год. По-настоящему.

Она не знала, что на это сказать. Только чувствовала, что губы подрагивают, так и норовя сложиться в счастливую улыбку. Но вместо этого Уля вспомнил про другое:

— Нам продукты надо убрать.

— Давай уберем, — согласился Захар.

В четыре руки они убрали новогодний стол.

А потом Захар снял с вешалки Улин пуховик, помог ей надеть, накинул свою куртку. Они обулись, и он снова протянул руку и сказал снова:

— Пойдем.

Уля вложила свою ладонь в руку Захара и пошла. Улыбку она прятать уже не стала.

***

В доме Захара не горел свет, только новогодняя гирлянда мерцала на окне. Захар помог Ульяне снять верхнюю одежду. Уля покосилась на мигающую гирлянду, и ее охватило ощущение какого-то настоящего новогоднего чуда. Как в детстве.

— Погоди, — прошептал Захар. Его шепот в пустом доме почему-то очень соответствовал этой удивительной атмосфере новогоднего чуда. Захар выпустил ее руку, прошел к холодильнику, достал оттуда еще одну бутылку шампанского, а потом снова взял Ульяну за руку и повел к добротной деревянной лестнице.

Мансарда оказалась небольшой, и почти все ее пространство занимала большая кровать. На окне так же мерцала гирлянда, а на прикроватной тумбочке стояла пара высоких тонких бокалов и блюдо с фруктами. Захар поставил бутылку на тумбочку, а потом взял что-то с кровати и протянул Ульяне.

— С Новым годом.

Это были носки, толстые длинные мягкие носки с оленями, снежинками и елками, все в красно-бело-зеленых тонах. И немного коричневого.

— А я.. — Уля растерянно смотрела на носки. — А я не приготовила тебе новогодний подарок.

— Как это не приготовила? — Захар наклонился и коснулся ее щеки коротким поцелуем. — Еще как приготовила. Ты — прекрасный подарок на Новый год, мне другого не надо, — и, пока Ульяна млела от поцелуя, а потом пыталась осмыслить его слова, отстранился и сказал: — На самом деле, случайно так вышло. Я себе заказывал, а они там перепутали размер. У тебя какой размер? Тридцать… какой?

— Тридцать сороковой, — прокашлялась Уля. Ну да, она не фея.

Она девочка с Севера.

— О, отлично! Эти как раз на тридцать девять-сорок. На мой сорок пятый никак не налезут, а тебе должны быть как раз. Давай примерим?

Захар определенно обладает каким-то гипнотическим влиянием на нее! Иначе как объяснить то, что Ульяна оказалась сидящей на кровати, а Захар опустился на одно колено перед ней — ну прямо принц перед Золушкой! — и стянул с ее ног ее обыкновенные бежевые носки. Улина ступня сорокового размера почему-то в руках Захара казалась совсем небольшой. А когда он погладил ей свод стопы большим пальцем, Уля непроизвольно ойкнула.

— Боишься щекотки? — его палец замер.

— Немного, — едва смогла выдохнуть Уля. Она чувствовала, как у нее сбилось дыхание.

А потом Захара натянул ей на ноги новые носки. Они пришлись впору.

— Ну вот. Теперь можно пить шампанское, — как ни в чем не бывало встал Захар и принялся сдирать фольгу с бутылки.

Нет, это, в самом деле, самый чудной Новый год в ее жизни!

Уля с удовольствием пошевелила пальцами в мягких теплых носках.

Захар протянул ей бокал. Сел рядом, очень близко, легко стукнул своим бокалом о ее.

— С Новым годом, Уля.

Она даже вздрогнула. Почему-то. Захар до этого всегда называл ее полным именем — Ульяна. И вот это короткое и интимное Уля… От него кружилась голова. Или это от второй бутылки шампанского.

Или от его поцелуя. Очень удобно целоваться на кровати.

Потому что если у тебя совсем сильно закружится от поцелуев голова — можно на кровать упасть.

Закинуть за голову руки и просто позволять, позволять себя целовать, хмелея — от шампанского, мерцания гирлянд на окне, смелых мужских губ и быстрого настойчивого языка.

И от шепота Захара на ухо:

— Знаешь, по-моему, все, кроме носков, на тебе лишнее.

Ничего, никаких угрызений совести не проснулось. Ни единого комплекса или сомнения. Уля позволяла Захару себя раздевать, послушно прогибаясь в спине и поднимая бедра. В голове остаточно мелькнула мысль о том, что, если бы Уля заранее знала, что так все случится — она бы взяла с собой что-нибудь еще из одежды, кроме удобного трикотажного костюма и пижамы. Что, вечернее платье? Эта мысль показалась ей смешной, но быстро исчезла. Так же, как и мысль о том, что какое-нибудь красивое кружевное белье было бы все же кстати — вместо удобного бесшовного. Но Захар и удобное бесшовное очень быстро смел с ее тела.

И Уля осталась и в самом деле только в толстых веселых носках с оленями и снежинками. Абсолютно голой и подрагивающей от предвкушения.

Рука Захара легла на ее колено, скользнула вверх по бедру.

— Какая же ты красивая… — произнес он хрипло.