Сын минувшего будущего

Тогда-то я впервые осознал всё это и почувствовал себя законченным эгоистом. Для меня всё происходящее вокруг было не настоящим, каким-то виртуальным, прожитым, симуляцией, если хотите. Как будто я сам так решил, что главный сейчас я, что всё остальное вообще не важно, что мир вокруг — это лишь какой-то изощрённый способ испытать меня, показать что-то, изменить. Я даже провёл невольную параллель с фильмом «День сурка», когда главный герой мог играть человеческими жизнями и своей тоже, понимая, что на завтра всё повториться заново. Я видел в окружающем мире лишь инструмент, с помощью которого я как-то должен вернуться обратно. Да, и в сущности, я даже не задумывался о том, что испытывал папа, что на самом деле хотел спросить, я здесь играл главную роль, ведь это же я, в конце концов, из будущего и поэтому я кто? Бог? Только я решал, что расскажу, о чём промолчу, что попрошу сделать, чего попрошу не делать, и всё это я буду высказывать с высокомерной улыбочкой, мол «молчите и слушайте, что вам умный дядя скажет» и требовать, требовать помогать мне всем, чем только сможете.

Извиняло меня в собственных глазах только одно — в таком безвыходном положении я не бывал никогда, стресс и человеческий страх сыграли свою роль. Пока я не обеспечу себе минимально возможные условия для жизни, у меня в голове не должно быть посторонних мыслей. Всё остальное потом. Однако, в этой всепоглощающей гонке за собственное выживание я забыл о простой вежливости, не предложил ничего взамен на доброту и помощь, даже не дал никаких словесных обещаний, и мне стало по-настоящему стыдно. Нужно было срочно исправлять ситуацию, пока момент был подходящий, и моментально придумать, чем я могу отплатить за небольшую, по моим меркам, материальную помощь. Всё что было у меня с собой ценного: ноутбук, смартфон, жёсткий диск, были просто дорогими футуристичными сувенирами, продавать которые не хотелось бы, да и большой цены прямо сейчас за них не выручить, кроме как за смарт-часы. Это была вещь самодостаточная, нужная и единственная в своём роде. За обладание такой вещью даже олигархи могли вполне поторговаться между собой. Обидно только, что стекло циферблата было слегка поцарапано, но можно было вылечить полировкой.

— Папа Саша, — осторожно начал я заведомо ласково и спокойно, — я понимаю, что уже доставил тебе массу хлопот, ты уже много сделал для меня и стесняешься спросить, чем я могу помочь тебе, раз я такой всезнающий. Я ещё не придумал, как могу реализовать свои знания и умения, превратить их в деньги и помочь нашей семье материально, но прямо сейчас я скажу тебе — всё, что я имею, — оно наше общее. Всё моё — твоё. Всё, что я получу в своей будущей жизни, этим я обязан тебе и маме. Вот, возьми эти часы (и зарядку к ним), как знак того, что я не хочу оставаться в долгу второй раз. Случись что — ты сможешь их очень дорого продать, хотя бы вернёшь потраченные на меня деньги, — пришлось немного помолчать, пытаясь проглотить застрявший в горле ком, — Наверное зря я не сказал, что пока мои планы состоят не только в том, чтобы устроить свою жизнь. Я всеми силами хочу и нашей семье помочь, только пока не придумал, как. В долгосрочной перспективе это не сложно, но за полгода или год я пока не знаю, что такого может случиться в 1998 году, чтобы… — и тут меня словно током ударило: «Ну, конечно! Именно 1998 год, отставка правительства, Кириенко, дефолт, доллар подорожал в несколько раз!». Обидно, что вспомнил я это только сейчас, хотя ранее уже обращал внимание на курс, но не предал этому особого значения.

Я довольно надолго замолчал, обдумывая следующее предложение, папа непонимающе смотрел на меня, ожидая продолжения проникновенной речи.

[1] Березовский Борис Абрамович — российский влиятельный олигарх времён правления Ельцина (1943–2013)

Ай да Клинтон!

Хотя мы оба молчали, расположившись друг напротив друга у стола, но часы папа всё-таки взял. Я практически ушёл в себя, вспоминая и обдумывая детали только что возникшего плана. Вид у меня, видимо, был максимально задумчивый, так что папа даже не думал меня отвлекать, вертя в руках и внимательнее рассматривая часы. Он всегда осторожно, даже опасливо, относился к сложной технике и электронике, стараясь не нажимать кнопки, назначение которых не знал. Так было, например с модной в 90-е портативной игрой «Тетрис», где все надписи были на английском, и, нажимая кнопки наугад, можно было запросто сломать настройки. Всё, что касалось движущихся механических вещей: цепных, червячных, зубчатых и прочих передач — ему не было равных. Не зря же у него было в своё время несколько патентов, один из которых на дробеструйный очиститель краски с вагонов. Помню, как он собирал его прототип из шикарного немецкого металлического конструктора, который мне подарил. Но вот с электрикой и электроникой дружба не задалась.