Сын Наполеона

— Полагаюсь на вас. Впрочем, вы будете достойно вознаграждены… Ну а теперь, когда я немного успокоилась, — честно говоря, вы меня обескуражили, — то отдам должное вашему превосходному обеду.

Сейчас же вошла Эльза в сопровождении служанки, державшей в руках поднос.

— Кто это очаровательное дитя? — поинтересовалась графиня Камерата.

— Моя дочь, Ваша Светлость, Эльза.

— Она прелестна. И когда же замуж?

— Хотелось бы поскорее. Все зависит от суперинтенданта.

— Суперинтенданта?!

— Суперинтенданта замка Шенбрунн. Он обещал устроить моего зятя привратником.

Графиня Камерата прекратила есть. Казалось, ее очень заинтересовали матримониальные мечтания хозяина трактира.

— Ваш зять, — уточнила она, — станет охранять одни из ворот замка?

— Да, госпожа, я на это очень надеюсь.

— Дай Бог, чтобы это случилось поскорее! — сказала графиня.

Не закончив с первым, она пожелала второго блюда.

Мюллер кинулся на кухню поторопить служанку.

Эльза осталась с графиней.

— Так значит, милая, — поинтересовалась графиня Наполеон, — вы собираетесь замуж за привратника в замке Шенбрунн?

— Таково желание моего отца, госпожа.

— И ваше тоже, надеюсь?

— Ну конечно, Ваше Сиятельство, — скромно ответила Эльза.

— Вам нравится в Шенбрунне?

— О госпожа! Я ведь уже привыкла к мысли, что буду жить там. Парк начинается почти у наших дверей, я гуляю там, если есть время. Мне нравится смотреть на деревья, когда закрываю глаза, то представляю себя в привратницкой.

— Вы очень красиво говорите, дитя мое. Конечно же, это настоящее счастье, и, уж поверьте, есть много таких, кто с радостью поменялся бы с вами местами, испытав ненависть окружающих. Но это, увы, невозможно!

Ба! — Перемена настроения графини делала ее похожей на птичку, прыг-скок, с ветки на ветку. — Надо привыкать ко всему, приспосабливаться, учиться жить с этим… Дайте-ка мне, голубушка, чуть-чуть этого прекрасного паштета, пока ваш отец задерживается…

Графиня с аппетитом доедала холодный паштет, когда в проеме двери появился Мюллер. Он торжественно поставил на стол блюдо с огромным фазаном, украшенным прекрасным оперением и свесившим отливающую всеми цветами радуги шею. Графиня засмеялась:

— А я-то было подумала, что обед закончился…

Мюллер, с поклоном, начал разделывать фазана.

Закончив, предложил графине крылышко. Та поинтересовалась:

— Много ли дичи в округе?

— О да, госпожа! В Шенбрунне постоянно охотятся.

— Даже так? А скажите-ка, не бывает ли среди охотников лиц из окружения Его Величества?

— Конечно, госпожа! Во всяком случае один…

— Кто? — оживилась графиня.

— Да эрцгерцог Франц, его еще называют герцогом Рейхнггадтским, сын этого шельмы Наполеона.

Графиня Камерата так и застыла с крылышком в руке, глядя в тарелку. Тысяча вопросов готовы были сорваться с ее уст, но она не посмела о чем-либо спрашивать.

— Так принц здесь? — помолчав, уточнила она. — Раз охотится, следовательно, он в добром здравии. Тем лучше!

И подумала: «Вовремя же я приехала!»

Обед закончился в молчании, однако когда Эльза проводила ее в спальню, графиня обратилась к девушке:

— А можно увидеть эрцгерцога Франца, когда он едет на охоту или возвращается с нее? Я имею в виду, из этого окна?

— Ну конечно же, Ваша Милость, — ответила Эльза. — Мы часто его видим. Он такой красивый молодой человек, эрцгерцог! Удивительно, но он совсем не интересуется женщинами…

Графиня ничего не сказала на это. Она вошла в отведенную ей комнату, заперла дверь. Упав на колени перед кроватью, принялась молиться:

— Господи, ты знаешь, как я люблю герцога Рейхштадтского, ты знаешь, что мне хотелось бы видеть его, наследника великого человека, на самом могущественном троне Европы, которого его лишили. Как хотелось бы мне, чтобы его наследство полностью вернулось к нему. Если Ты, Господи, считаешь меня недостойной его любви, я пожертвую всем, я убью в себе мою любовь к нему, лишь бы, Господи, он был жив! Если ему никогда не суждено будет стать императором, если Ты этого не хочешь, пусть он живет! Сделай так, чтобы у меня получилось расстроить этот страшный заговор, о котором я случайно узнала!

Вдохновенно молясь, влюбленная графиня Камерата еще долго оставалась на коленях. Завтра она должна что-то предпринять, чтобы спасти любимого. Перед небольшим распятием, висевшим над кроватью, она говорила со Всевышним, умоляя Его помочь тому, кто нес на своих беззащитных плечах тяжкое наследие Наполеона.

Секретарь Франц

Отрочество сына Наполеона было суровым и полным труда.

Воспитатели с особым усердием обучали его немецкому языку. Сначала ребенок сопротивлялся. Интуитивное неприятие имело объяснение — ему казалось, что, изучая чужой язык, на котором говорило все его окружение, он отрекался от французского происхождения.

В течение довольно долгого времени он, как мог, избавлялся от уроков немецкого. Тем не менее вынужден был уступить и в итоге стал говорить на этом языке и понимать его так же хорошо, как и родной французский.