Сын Наполеона

Лонгвуд, где стоял дом Наполеона, бывшая летняя резиденция губернатора, гиблое место, раскинулся на высоком плато. Единственное растение, которое было здесь в изобилии, эвкалипт, давало мало тени. Равнина открывалась влажному юго-восточному ветру, виновнику нескончаемых туманов и частых дождей. Резкие перепады температуры, действуя на кровеносные сосуды, порождали заболевания печени и внутренних органов.

Хотя Лонгвуд, на первый взгляд, казался местностью благоприятной по причине высокого расположения, губернаторы Святой Елены, агенты Индийской компании, все те, для кого была предназначена летняя резиденция, не испытывали ни малейшего желания там жить.

Что до жителей острова, то они слишком хорошо знали о гибельном воздействии здешнего климата.

Англия, по-иезуитски тонко и изощренно, отправила Наполеона на этот проклятый остров, предписав ему проживание в Лонгвуде, самом вредном месте на всем острове.

Хадсону Лоу не было нужды думать о яде, который бы не оставил следа: пребывания в Лонгвуде было достаточно, чтобы освободить Англию от великого узника в самые короткие сроки. Впрочем, весь остров прямо-таки источал нездоровье. Из приходских книг известно, что мало кто жил здесь дольше сорока пяти лет. Хирург 66-го английского пехотного полка, расквартированного на Святой Елене, пришел к выводу: за один год от гепатита и дизентерии 2-й батальон 66-го полка потерял пятьдесят из шестисот тридцати солдат и вынужден был отправить в Европу семьдесят больных.

Ла Виолет и Элфинстоун, взбираясь с капитаном Батлером по скалистым склонам, ведущим к Лонг-вуду, с унынием глядели на мрачный пейзаж, простиравшийся у них под ногами, где то там, то тут скалистые стены закрывали горизонт и преграждали доступ солнечному свету.

— Ну и ну, настоящая крепость! — воскликнул капитан.

— Скорее тюремный двор! — ответил Ла Виолет. — Да! Сдается мне, тяжко тут нашему императору! И сказать, что он не хочет покинуть вместе с нами эту дыру… Правда, из-за его сына… Любит он своего сына, а? Бедный маленький римский король, узник белых мундиров, как император — красных. Это не по-французски, не по-человечески, никак! Черт, стыд и позор для Франции… Нет больше во Франции солдат, черт побери!..

Ла Виолет с негодованием вращал тростью, лупя попадавшиеся ему под руку заросли эвкалипта. Он нашел выход сорвать злость из-за того, что император заперт в омерзительной горной тюрьме, а его сын, чудный малыш, томится в золоченой клетке Венского дворца.

Разбивая в пух и прах чахлые кустики, Ла Виолет орал:

— Погоди, Хадсон Лоу!.. Погоди, Веллингтон!.. Погоди, Блюхер!.. Погоди, Фуше!.. Погоди, жирная свинья Людовик XVIII!.. Погоди, проклятая шлюха Мария-Луиза!..

Элфинстоун, по-британски бесстрастный, прервал его:

— Поосторожнее, вы так разошлись, что, глядишь, перебьете все бутылки, лишите нас возможности выпить воды, которая течет из этой скалы…

— Вы правы, — неожиданно согласился Ла Виолет, опуская трость. — От этого себя забудешь… О! Дай мне волю, я держал бы здесь всех этих мерзавцев, кто предал, терзал и мучил императора!.. Может, чтобы не разбить бутылки, нам их опустошить?..

— Хорошо сказано, — обрадовался капитан Батлер. — Вот как раз то, что надо, тенистый утолок с ковром из мха и маленьким ключом из-под скал… В нем охладится наше капское вино. Прекрасное место подзаправиться… Ну-ка, Нэд, сооруди стол!..

Ла Виолет опустил на землю корзину с провизией.

Юнга извлек из нее содержимое, поставил бутылки под струю холодного ручья и накрыл на троих.

После завтрака Ла Виолет предложил отдохнуть в тени. Все с радостью согласились, поскольку располагали временем. Только в четыре часа они могли увидеть императора, говорил английский офицер.

В то время как все трое растянулись на перине из мха, освеженного источником, в тени скалы, где эвкалипты отбрасывали тощую тень, юнга воспользовался мигом свободы. После стольких месяцев на корабле, увидев деревья, солнце, опьяненный свежим воздухом, счастливый, что слышит пение птиц в кустарнике, он, не долго думая, отошел от «лагеря», где путники поддались сну, столь приятному и необходимому в жаркие часы дня, да еще в тропической местности.

Он шел и шел по пустынной тропинке, которая огибала скалу.

Добравшись до широкой равнины, юнга заметил белые палатки и солдат, готовящих еду, чистящих оружие и играющих в мяч.

Мальчик смотрел на них издалека, затем, заметив, как на краю леска, рядом с лагерем, красный солдат поднимает охрану, спрятался, боясь оказаться подстреленным. Он хотел вернуться на тропинку, по которой обогнул скалу, но не нашел ее…

Испугавшись, что его отругает капитан Батлер, юнга прибавил шагу.

Тропинка бежала вперед и как будто расширялась…

Мальчик вышел на полянку, где маячила черная будка часового. В нескольких шагах находился черно-белый шлагбаум, загораживающий дорогу и оставлявший справа и слева проход для всадника…

Андре отважно преодолел препятствие.