Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой

Иджурра прицелился ему в грудь и выстрелил. Когда дым рассеялся, юноша лежал на земле мертвым. Ужас охватил пленников. Крепко связанный Холингурс, стоявший в нескольких шагах от брата, не мог спасти его. Неудивительно, что после этого он воспользовался первым представившимся случаем, чтобы отомстить за смерть юноши.

– Иджурра, кажется, приходится племянником дону Рамону? – спросил я.

– Да, разумеется, – ответил Уитли. – Удивляюсь, как я раньше не вспомнил об этом! Я когда-то встречал дона Рамона в Сан-Антонио, куда он приезжал со своей дочерью-красавицей. Она свела с ума всю местную молодежь и стала причиной множества дуэлей.

Я жаждал узнать от Уитли, не отвечала ли Айсолина взаимностью кому-нибудь из тех молодых людей, но страх получить утвердительный ответ сковал мои уста. Вскоре раздался лошадиный топот, наш разговор был прерван появлением Холингурса с солдатами, оставшимися у асьенды.

– Капитан Уорфилд, – сказал Холингурс, – мое поведение вас, наверное, удивило. Разрешите мне все объяснить вам, когда будет время. Рассказ мой очень длинен и тяжел для меня. Теперь же скажу только, что Рафаэль Иджурра – мой смертельный враг. Я пришел в Мексику, чтобы убить этого человека. И если мне это не удастся…

– Так вы, значит, его не…

– Нет, не убил, – прервал меня Холингурс, – негодяй сбежал!

С этими словами лейтенант присоединился к отряду и молча поехал домой.

Глава VII Желтое домино. Голубое домино

Следующие два дня я провел в тревоге. Последнюю фразу письма Айсолины я понял как приглашение. Но можно ли было мне показаться там после всего, что произошло?

Я сочинял различные предлоги, чтобы явиться к дону Рамону, но все они никуда не годились. И целых два дня я не имел никакого представления, что происходит на асьенде. Вдруг разнесся слух, что в городе будет бал. Танцы меня не соблазняли, и потому к этому известию я отнесся совершенно равнодушно, однако, узнав, что бал будет иметь политический характер, что его устраивают для сближения побежденных с победителями и что все будет сделано для привлечения местного общества, я встрепенулся: у меня появилась надежда увидеть на этом балу Айсолину. Желающие могли явиться на бал в костюмах и масках. У меня с собой был штатский костюм, в который я и решил облечься.

Прибыл я на собрание довольно поздно, в самый разгар танцев. В толпе пестрели всевозможные костюмы, а дамы почти все были в масках. Среди многочисленных масок трудно было отыскать Айсолину. Однако я утешал себя мыслью, что уж она-то меня узнает, так как я был без маски. Время шло, но красавицы я не видел. Наконец в зале показалась женская фигура, стройность и красоту которой не могли скрыть даже крупные складки ярко-желтого домино, ее карнавального костюма.

«Это Айсолина! – подумал я. – Это она!»

Желтое домино вальсировало с молодым изящным офицером и кокетливо склоняло голову к его плечу. Я все время следил за этой парой. Окончив танцевать, они уселись беседовать в уютном укромном уголке. Не в силах сдерживать себя, я приблизился к ним, чтобы слышать разговор. Офицер умолял свою даму снять маску. Она долго не соглашалась, но наконец исполнила его просьбу. Бог мой, что я увидел! Негритянка с толстыми губами и крупными, резко выведенными скулами. Офицер, пораженный такой неожиданностью, пробормотал какое-то неловкое извинение и скрылся в толпе.

Негритянка между тем снова надела маску и удалилась, вероятно, совсем покинув бал, так как желтого домино я уже больше нигде не видел.

Я окончательно потерял надежду увидеть Айсолину. Или она совсем не приехала, или не хотела быть узнанной кем бы то ни было, даже мной.

Последнее предположение было для меня особенно мучительным. С горя я отправился в буфет, где выпил вина, которое меня несколько развеселило. У меня появилось желание потанцевать, и я вернулся в бальный зал. Наверху мне встретилась дама в голубом домино, и я пригласил ее. Она согласилась. Спутница моя говорила по-французски.

В городе живет много французов: ювелиры, дантисты, портные, модистки. Я решил, что мое голубое домино, вероятно, модистка. Она была так стройна, грациозна и так хорошо танцевала, что мы обращали на себя всеобщее внимание.

Когда мы закончили вальсировать, я попросил позволения побыть с нею до следующего танца, чтобы потом снова пригласить ее.

Она согласилась, но спросила: неужели здесь нет другой дамы, с которой я предпочел бы танцевать?

– Нет, – ответил я, – только с вами!

– Это мне очень лестно, – заметила моя спутница, – и было бы еще более лестно, если бы вы знали, кто я.

– Я очень сожалею, – продолжал я, – что не знаю вас и, может быть, никогда не узнаю, если вы не согласитесь снять маску.

– Это невозможно, потому что, увидев мое лицо, вы не захотите больше со мною танцевать. А вы так хорошо вальсируете!

– Сомневаюсь, чтобы ваше лицо могло произвести подобное впечатление на кого бы то ни было! Умоляю вас, снимите маску! Я ведь не в маске.

– Вам нет причины скрывать свое лицо.

«Портниха не глупа», – подумал я, продолжая разговор.

– Вы слишком любезны, вы льстите мне!