Сын палача

— (Строго.) Начальству видней! Приказы не обсуждаются! Лучше думай, что с тобой докладывать станем.

— Да всех делов: «объект» снова выезжал куда-то на такси. Богатый, гад! В общем, не густо.

— Наше дело доложить, а уж майор пускай сам разбирается, на то у него ромбы в петлицах… Ладно, что еще было?

— Ну, этот еще, здоровенный, с ковром на плече, входил-выходил.

— Ну и какая тут связь с «объектом»?

— Ты ж сам приметил ковер…

— Мало ли что! Ты своей головой думай. Ковер!.. Какая связь с «объектом», спрашиваю!

— Да черт его… Может, и никакой.

— М-да, не густо. Ради такой чепухи мерзни тут с утра до ночи!.. Вот шестому подотделу — это я понимаю расследование предстоит!

— А что там?

— А то! Я нынче, когда в столовую отлучился, позвонил сводку по городу узнать.

— Ну?

— Гну!.. Представляешь, нынче возле гостиницы «Будапешт» одну венгерскую гражданку подстрелили, из какой-то там делегации по куроводству. А как труп в морге стали осматривать, так оказалось, что вовсе это не куроводка, а очень даже куровод, со всеми положенными о-го-го какими причиндалами.

— Маскировался?

— Не-е, тут, думаю, другое. Слыхал про такое буржуазное явление — гомосексуализм?

— Это по-нашему — когда мужики?..

— Во-во, то самое. Но дело, согласись, интересное… А ты тут топчись, жди неизвестно чего…

— Вот и сам ты, Сундуков, приказы обсуждаешь, а еще меня за это все время коришь.

— («Ах ты собака!») И не обсуждаю вовсе! Когда это я обсуждал?..

— Погоди-ка! Вон, это не нам ли рукой из той машины машут?.. Да точно же, нам!..

— Неужто смену все-таки прислать догадались?..

— Пошли!.. (Подойдя к машине.) Нас зовете? Что-то я вас не знаю…

— Да, да, ну-ка сперва покажите ваши документики…

В этот миг что-то брызнуло из машины, и оба сержанта чихнули и тут же утратили всякую способность соображать. Руки, ноги — все работало вроде бы вполне исправно, слух и зрение тоже вполне присутствовали, а вот в разуме — ну ничегошеньки!

Им сзади приказывали идти — и они шли, приказывали сворачивать — они сворачивали. А если приказали бы кого-нибудь убить — убили бы наверняка.

Только такого им никто не приказывал. Тут и без них имелось кому убивать.

* * *

После восьми вечера майор Коловратов с каждым часом чувствовал себя все неспокойнее. Почему до сих пор не явились с докладом сержанты Ухов и Сундуков?..

Ах да! Он же не отдал приказа отозвать их из дозора. Но догадались бы позвонить, остолопы!..

Может, загуляли? Дай Бог если только так…

Приехав домой, поужинал в одиночестве холодным борщом и холодной же телятиной (жена с дочкой были в это время на даче в Болшеве), Коловратов послушал по радио передачу о международном положении, но все это ничуть его не отвлекло, тревога только нарастала.

Когда раздался звонок в дверь, нервы у майора настолько расшалились, что он дернулся как ошпаренный. Идя открывать, по пути нечаянно зацепил плечом вешалку в коридоре, и она со всей одеждой рухнула на пол (позже это будет особо отмечено следователем в протоколе осмотра квартиры, однако разумных объяснений так и не найдется).

Прежде чем отпереть, майор Коловратов глянул в дверной глазок…

Ба! Ну вот они, голубчики, Ухов с Сундуковым!.. Только вот рожи у обоих какие-то не свои. Неужели впрямь напились, засранцы? Ну ужо он им устроит сейчас!..

Однако майор был почти счастлив столь незамысловатому объяснению их пропажи. И все же, распахнув дверь, грозно рявкнул с порога:

— Что это вы, сержанты, позволяете себе?!

Вдруг отметил: а ведь от них вовсе и не пахнет спиртным. Отчего же стоят как столбы и глаза у обоих неживые, как у мороженых судаков?..

Эти мысли были едва ли не последние в жизни майора. Дальше Сундуков и Ухов раздвинулись, и между ними возник некто третий с каким-то небольшим цилиндрическим баллончиком в руке.

— Гм… — промычал майор Коловратов. — Вы-то, извиняюсь, кто?

Тонкая струйка устремилась из баллончика ему в лицо, и майору почудилось, что он слышит треск, как будто рубашка на груди порвалась, — треск, с которым его сердце разорвалось на части…

* * *

Снова в дозоре.

Двое лежали на асфальте неподалеку все от того же дома на Первой Мещанской. Наконец один из лежавших открыл глаза и толкнул другого в плечо:

— Эй, Сундуков, ты живой?

— А?.. Что?.. Ухов, это ты?.. А чего это с нами?

— Вроде вчера — ни грамма… Или, может?..

— Да ничего «не может»! У меня с похмелья всегда башка трещит, а ноги ходят. А тут в башке все нормально, а вишь — встать не могу.

— И я не могу. Ну-ка, если вместе… Вот так… Ну слава богу! Ты только теперь меня держи, а то я сейчас опять…

— И ты меня… Так что было-то?

— Думаю, это с устатка у нас: ведь сколько часов в дозоре провели!

— Возможно… И что теперь делать будем? В контору пойдем?

— А тебя с поста кто-нибудь снимал? То-то! Покуда не снимут, мы — в дозоре.

— Какой дозор, когда ноги не свои.

— А ты соберись! Ты кто есть? Сержант государственной безопасности! Собрался?

— Да вроде бы…

— А ноги как?

— Отходят помаленьку… Вроде уже сам стоять могу.

— Я тоже… Ого, гляди-ка, наш, кажись, «объект»!

— Ага, он, точно!.. Что это он с авоськой в такую рань?