Сын палача

Васильцев вспомнил тот, другой мир, где совсем еще недавно от голода процветало людоедство, так что считать его слишком богатым едва ли приходилось. Впрочем, смотря с чем сравнивать. Большинство здешних обитателей жило, возможно, и похуже. С жиру не станут люди поклоняться помойкам, как идолам.

— Да, мы бедные — но мы духовные! — подтвердил второй вождь.

— Бедные — но духовные!.. — едва не прослезился «товарищ Калинин».

— Бедные — но духовные! — с жаром воскликнул «товарищ Жданов».

Дальше уже вся толпа кричала, постепенно входя в раж: «Бедные, но духовные! Бедные, но духовные! Ыш анабузык беш!..»

Вот когда Васильцев понял смысл этих загадочных слов, слышанных им здесь прежде. Он тогда думал, что это какой-то боевой клич…

Впрочем, это и был такой боевой клич: «Бедные — но духовные!» Вот и там, в стране, ощетинившейся танками против остального мира, возможно, в этот самый момент люди выкрикивают на каком-нибудь своем собрании ту же самую мантру: «Бедные — но духовные! Ыш анабузык беш!»

А может, где-то внизу, под этим полом, существует какой-то третий мир, а под ним — четвертый, и везде раздается тот же крик: «Бедные — но духовные! Бедные — но духовные! Бедные — но духовные!..»

Наконец новый император жестом оборвал этот шквал неистовства.

— Однако лимузин — сменить! — приказал он.

Со сменой монархов стремительно менялись и традиции.

— Надоел, пг’аво, — грассируя, согласился новый король. — Хоть мы бедны и духовны, но все же как-то стыдно, батеньки.

«Сенаторы» (или кем они там числились нынче) дружно закивали.

— А с этой машиной как быть? — решился спросить Вонмиглас.

— А ну его к чег’ту, этот дг’андулет! — прокартавил второй вождь. — И неожиданно предложил: — Вот этим отдадим (он кивнул в сторону Кати и Васильцева), пусть на нем отсюда и уматывают, а то уже, пг’изнаться, надоели!

— Мне тоже надоели, — сказал его напарник, — пускай и вправду уматывают.

Значит, отпускали. Да еще с таким царским подарком! Это было странно и вызывало у Юрия всякие подозрения.

— А поскольку, — проговорил второй вождь, — они все же оказали нам немалую услугу…

— Аг’хиважную! — уточнил его напарник по трону.

«Неужели?! — думал Васильцев. — Какую-нибудь подлость еще, конечно, придумают, непременно придумают, уж такова их подлая природа; но пока…»

— И камни у вас, как было договорено, — твердым голосом сказал он. — Теперь за вами — «товар».

— «Товар»… Да, «товар»!.. — задумался император. Он обратился к королю: — Нам нужен этот «товар»?

— На фиг он нам не нужен! — совсем не по-королевски отозвался тот. — Пускай забирают и катят себе… — В глазах его вдруг появился знакомый Васильцеву по фотографиям прищур. — Если, конечно, куда-нибудь докатят, — с хитринкой (тоже вполне классической) добавил он.

Значит, какая-то подлость действительно готовилась.

Но пока все выходило гладко. Вонмиглас подал знак двум своим подчиненным, те поспешно выбежали из залы и через пару минут вернулись, волоча какой-то мешок, имевший очертания человеческого тела.

Юрий перехватил у них мешок, надорвал его, и увидел лицо Полины. Она была жива, просто сейчас спала.

— Почему она еще спит? — шепотом спросил он у Кати.

— Наверно, была там, откуда шел газ, — тоже шепотом ответила Катя, — и ей досталось больше, чем другим.

— Что ж, как видите, мы слово держим, — важно сказал король. — Не возражаете, если ваш «товар» положат в кузов?

Юрий не возражал, и гвардейцы вынесли Полину из тронной залы.

— А с этим как? — кивнув в сторону Викентия, спросил у императора тот, что напоминал товарища Калинина.

— Может, распять? — предложил «товарищ Жданов».

— «Распять, распять»… — буркнул император. — Все не отвыкнете от своего Рима!

— У нас, батенька, теперь не г’аспинают, — король назидательно поднял палец. — Другие нынче времена! У нас, батенька, тепег’ь г’асстреливают.

«Сенаторы» дружно зааплодировали.

— Я сам, — предложил один из них, в пенсне, слегка похожий на товарища Берия, и взялся за маузер Викентия.

Сколько хлопот доставил Васильцеву этот парень, но смерти ему он сейчас не желал, да и Катя тоже.

— Он сюда больше не явится, — заявила она, — зачем вам его убивать? Отдайте его нам.

— И то правда — зачем? (Та же хитринка промелькнула в глазах короля.) Пускай себе поживет. Иное дело — долго ли?

«Сенаторы» заулыбались, из чего Юрий заключил, что и Викентию, и всем им, по какой-то дьявольской задумке монархов, жить все равно было предначертано недолго. Но это случится потом, да и то еще надо побарахтаться.

— Этого — тоже в кузов, — приказал король, и гвардейцы подхватили и понесли спящего Викентия. — Теперь — насчет вас… — обратился монарх к Кате и Юрию. — Ступайте отсюда и езжайте себе… Если доедете…

«Сенаторы» едва не расхохотались в ответ на веселую, судя по всему, шутку своего вождя.

Юрий и Катя в сопровождении гвардейцев двинулись к выходу.

— Вы отсюда не выберетесь, — услышал Васильцев шепот Вонмигласа. — Из этого лабиринта еще никто сам не выбирался. Но все же попытайтесь. Я вам, ей-богу, желаю удачи.

— Спасибо тебе, Вонмиглас, — кивнул Васильцев.