Сын парижанина

— Боюсь, что это западня или дорога прямиком к дьяволу, — сказал американец.

— Ну что же, я хотел бы его навестить. Здесь не лучше.

Автомобиль сполз с перегороженной дороги под соленые кусты и медленно двинулся по ровной земле. Не видно было никаких колесных следов, но зато вся широкая дорога была испещрена мелкими треугольниками — как будто здесь прошлись пробойником по красной охре земли.

— Так и думал, овечья тропа, — сказал парижанин, внимательно следя за неровностями почвы.

— Да, тропинка кузнечиков в деревянных башмачках! Хорошо бы она нас вывела в прерии!

Как ни странно, после взрыва динамита и падения дерева стояла полная тишина. Таинственные всадники не подавали признаков жизни, а пешие, так нелюбезно встреченные Мериносом, больше не кричали.

Подозрительная тишина беспокоила юношей и их чернокожего спутника.

Тем не менее автомобиль продвигался вперед все быстрей по ровной дороге, очищенной от препятствий бесчисленными проходами овец. Мало-помалу дорога устремилась вниз, между кустами, которые становились гуще и гуще. Растительность начала меняться, появились новые виды флоры. Вероятно, равнина соленых кустов (salt boush plain) должна была скоро уступить место чему-то другому.

Теперь дорога шла между двумя откосами краской земли. Глазам предстала естественная выемка, глубиной примерно в три метра и шириной — в тридцать.

— Настоящее дефиле[180], — прошептал Тотор, — с отвесными краями. Если оно перегорожено впереди, мы окажемся в мышеловке!

— Тебя послушать, никогда не скажешь, что ты лихой храбрец, перед которым ничто не устоит…

— Дело в том, что мне нравится борьба в открытую, а скрытые опасности, побеги, обходные маневры приводят в отчаяние, изматывают вчистую. А, вот наконец… лучше уж так, чем нервничать в ожидании!

Снова послышались бешеные крики. Собираясь и распространяясь в глубокой ложбине, как в акустическом приборе[181], они четко доходили до слуха беглецов:

— Смерть предателям! Смерть!

А потом послышался топот многих конских копыт.

— Понятно, — сказал Тотор, — оба войска соединились. Кавалерия и инфантерия наваливаются на нас сверху! Машина в порядке, дорога хорошая, виски творит чудеса… Вперед!

Автомобиль резво катился между двумя склонами.

— Лишь бы так и шло! — сказал Меринос, поеживаясь.

— Перед нами все открыто… Черт! Открытое пространство, это только так говорится, а на самом деле перед нами теснина. Лишь бы она тянулась подольше!

Дорога внезапно повернула, и американец вскрикнул от бешенства.

Перед автомобилем в двухстах метрах, насколько хватало глаз, расстилалась бесконечная водная гладь. Озеро! Но такое громадное, что противоположного берега не было видно.

— Ну так где твое пространство?

— По-прежнему перед нами, — спокойно ответил Тотор, — вот только подмоченное немного!

— Ты еще можешь шутить!

— А ты разве нет? — добавил парижанин, притормаживая.

— Ни влево, ни вправо! Проклятое озеро не объехать!

Крики и конский топот приближались.

— Да, — снова заговорил Тотор, — невозможно и повернуть обратно, чтобы вихрем пронестись по телам разбойников.

Автомобиль был уже всего в пятидесяти метрах от воды, в которую под небольшим уклоном уходила дорога. Храбрый шофер замедлил движение до скорости пешехода.

— Должно быть, — сказал он, — здесь водопой для овец, и наверняка неглубоко. У меня нет времени выходить, чтобы проверить дно, поехали потихоньку.

— По воде? — спросил Меринос.

— Попробуем! Почему бы и нет? — отозвался француз.

Бода покрыла уже колеса машины и бурлила в спицах.

Разинув рот от удивления, Меринос поглядывал на друга. Спокойно, как на автодроме, парижанин прибавил скорость и сказал:

— Немного увязает, но все-таки едет.

Уже и задние колеса покинули твердую почву, а машина тряслась, шлепала колесами по воде и продвигалась вперед.

Бо, до сих пор молчавший, теперь затопал ногами от восторга и воскликнул:

— Да здравствует Тотор, лучший шофер в мире!

— Вперед, вперед! — крикнул парижанин, еще поддав ходу.

Автомобиль клюнул носом, вызвав волну перед собой, и поехал, фыркая, как барахтающееся в воде животное. Вскоре он был уже в полутораста метрах от берега.

Позади звучали крики, угрозы, брань. Бандиты только что добрались до озера. Тут же беглецы услышали глухой шлепок. Пуля, просвистев рядом, срикошетила, оставив на воде недолгий след.

Прошло всего три минуты. Американец очнулся как от сна и воскликнул:

— В нас палят! Ах, так? Значит, доставлю себе удовольствие прикончить пару бандитов!

— Не шевелись! Притворись невидимкой, не подставляй им ни сантиметра твоей драгоценной персоны… Ты тоже, Бо!

Раздалось еще пять или шесть выстрелов. Пули пролетали с неприятным завыванием. Одна из них ударилась в спинку сиденья Тотора и расплющилась.

— Вот видишь? Еще раз прошу: свернись, как устрица в раковине.

— А ты, Тотор?

— Я не могу наклоняться: ведь я, так сказать, капитан автомобиля, который сейчас вроде маленького кораблика.

Храбрый до безрассудства, до безумия, Тотор, обладающий в полной мере веселым, истинно французским мужеством, которому ничто опасность и даже смерть, стал напевать: