Сын Петра. Том 5. Ветер перемен

— Так и есть, — охотно согласился царевич. — Это называется эффект идиота-саванта. Его суть сводится к тому, что у человека происходит аномальное развитие мозга. И, например, получив возможность производить в уме чрезвычайно сложные математические исчисления он совершенно беспомощен в ином. Я специально собираю таких необычных людей и использую их. По моим опытам один подобный савант с приставленным к нему парой помощников для организации его быта, в состоянии выполнять работу лучше, чем два-три десятка хорошо подготовленных специалиста в этой области.

— Это сколько же обычных людей нужно в Счетную палату? — спросил Петр.

— Там не все саванты. Кто-то этими необычными людьми и руководить должен. Но если от савантов избавиться — то минимум тысячи полторы.

— Сто двадцать семь человек делают работу полутора тысяч… — покачал головой Апраксин.

— И это еще у меня не дошли руки нормально им все организовать и загрузить их. С тем же Статистическим временником основные проволочки были не в расчетах, а в продумывание — где, что и как считать, и каким образом потом отображать. Саванты в этом не участвовали. Они вообще загружены довольно скромно. Много простоя.

— Не нравится мне этот подход, — продолжал бурчать Шереметьев. — Больным у тебя почет, а здоровым как же? Как им быть?..

Разговор у них получился сложный.

Петр мало в нем участвовал. Больше слушал. Его тема не интересовала. Ну… нет, интересовала. Но так. Он и сам любил все необычное, поэтому сына понимал. Только царь окружал себя диковинками для демонстрации, включая необычных людей. И понимал тягу сына к всяким уникальных людям. Пусть даже и не совсем полноценными, с точки зрения обывателя. Не только савантами. Нет. Но и просто одаренными. Одних только молодых крестьян детского и подросткового возраста, «склонных зело к малеванию», у него уже скопилось два десятка…

Несмотря на то, что начали утром, разошлись далеко за обед. Даже кушали во время собрания. Слуги занесли еду и удалились, дабы не подслушивать. Особенно коснулись невест. Европейцы занесли денег столько, что каждую из их кандидаток «блокировала» взятка минимум в миллион…

Но, наконец, все завершилось.

Алексей выбрался на улицу. С удовольствием втянул прохладный воздух. Сел в карету, зимнюю, на полозьях. И покатил к себе — в Воробьев дворец.

И неплохо поехали. Быстро, шустро понесли кони. А где-то рядом подковы тяжелых животинок лейб-кирасиров взрывали снег. Каждый шаг их слышался.

Вдруг остановка.

— Что такой? — крикнул Алексей, не открывая двери.

— Пожар Алексей Петрович, — отозвался возничий.

— Какой пожар? — удивленно переспросил царевич и вылез наружу.

Глянул.

И ахнул.

Его дворец горел.

Не так чтобы сильно, но горел. Вон — дым столбом шел.

Хотелось материться.

Сильно.

Громко.

Год совсем не задался. Сначала чуть не умер от какой-то простуды. С Ньёносс много ругался, не хотевшей уезжать. Потом эта дурость с похищением. Чума, тиф, оспа. Откровенно осадное сидение Меншикова в Бремен-Фердене. Теперь еще и вот это…

— За что, Господи? — взмолился царевич, вознеся глаза к небу и перекрестившись.

Но ответа не последовало.

И тяжело вздохнув Алексей поехал ближе. Разбираться.

Пожар охватил не весь дворец. Полыхало только одно крыло, где как раз размещалась кухня. И его активно тушили. Включая подоспевшую уже пожарную службу. Она проливала с помощью ручных помп и шлангов это крыло водой. Ну и соседние участки заливали, дабы там все отсырело и не загорелось.

Тушили долго. До самого вечера.

К счастью, все документы сохранились, так как царевич благоразумно хранил их в несгораемых шкафах. И в общем-то непромокаемых. Самую важную. А обычные картотеки вытащил Герасим со своими людьми, изгваздавшись как черти. Так что ничего критично страшного не произошло. Просто царевич и наследник державы остался на улице. Считай стал бомжом. Ведь подходящих запасных дворцов ныне не имелось. Новые не успели построить, а от старых «развалюшек» уже избавились. Воробьев дворец был последним деревянным дворцом. Да и то — чудом уцелевшим из-за перегрузки наследника, которому некогда было возиться со всякими стройками да переездами…

Алексей заселился в один из маленьких гостевых домиков, что вокруг дворца были поставлены во множестве. Тот давно не вмещал все службы и гостей. Вот и пригодилось. Уже для него самого.

Ну и вызвал архитектора.

Прямо с вечера.

— Не было бы счастья, да несчастье помогло. — горько усмехнулся он, отдавая это распоряжение…

После падения Августа Сильного царевич постарался перетащить в Россию всех интересных личностей, которых тот собрал вокруг себя. Среди них оказался и Маттеус Даниель Пеппельман — его придворный архитектор.

Каких-то особых художественных талантов царевич в нем не приметил. Архитектор и архитектор. Самый обычный. Обыденный даже. А вот административные навыки проступали так отчетливо и рельефно, что пропустить и не разглядеть их было просто нельзя.

Чем и Алексей, и Петр и стали активно пользоваться.