Так вот — 12 миллионов. Из них больше 10 миллионов проживало в селе. Если половина женщины, а на каждого дееспособного человека приходилось по трое иждивенцев вроде детей и стариков, то выходило где-то 1 миллион 250 тысяч крестьян мужеского пола. Что примерно соответствовало количеству семей. И каждой из них требовался хотя бы один топор, коса, два-три ножа, чугунок и прочее, прочее, прочее.
Одна беда — денег у них не было.
В основном.
Поэтому эта схема с лизингом выглядела вполне себе решением.
А так-то да, очень хотелось и дальше наращивать колхозы. На всю страну к началу 1712 года их числилось чуть за двести пятьдесят[2]. Дело шло, но медленно.
По разным причинам.
Тут и недоверие крестьян, и острая нехватка агрономов, и так далее…
Тем более, что именно колхозы Алексей видел главными потребителями паровых тракторов в будущем. И прочей специализированной техники. Что должно было резко поднять эффективность труда, снизив издержки. То есть, к колхозным селам получится прирезать еще земли, не увеличивая рабочих рук. Через отселение соседей. Благо, что хороших земель пока хватало…
Федот слушал агитатора.
Хмурился.
Ему все, что тот говорил, не нравилось.
Почему? Бог весть. Просто не нравилось. Вероятно его смущал скупщик, который и должен был заключать договор заказного подряда. Не любил он их. Да и вообще — всякие новшества тоже. Жили же как-то без них отцы и деды…
Александр Данилович Меншиков лежал на постели и безучастно смотрел в потолок.
Апатия.
Страшная апатия.
Он выжил, но потерял все. Жену, детей, здоровье.
Кому он теперь был нужен? Одноногий и однорукий. И ладно это… все что он делал — рассыпалось. Ибо новых детей, в силу травм, он завести уже не мог. Во всяком случае так сказали врачи.
Он был разочаровался.
Во всем.
И клял небеса за то, что позволили ему выжить.
Ради чего ему жить дальше?
Для кого?
Для чего?
В дверь постучали.
Он никак не отреагировал.
Снова постучали.
И опять игнорирование.
На третий раз после стука в помещение вошел молодцеватый, лихого вида молодой лейб-кирасир. Что своей статью разозлил Александра Даниловича настолько, что был бы в его руке пистолет — пристрелил бы. Аж зубами заскрежетал.
— Чего тебе? — в раздражении буркнул он, не давая представиться.
— Алексей Петрович просил передать письмо и подарок.
— Подарок? Подарок⁈ — раздраженно фыркнул Меншиков.
— Да, но сначала письмо. — проигнорировал его настроение курьер.
— Читай.
— Я не в праве. Он велел вручить его вам лично. Чтобы вы прочитали его сами. Молча. Ничего никому не говоря. А после прочтения сожгли никому не показывая.
Меншиков сверкнул глазами.
Принял письмо.
Повертел его.
— Вскрыть можешь? Мне одной рукой не сподручно.
Лейб-кирасир выполнил просьбу и, протянув вскрытое письмо, отошел в сторону. Почти что к двери. Держа выдающийся кофр в руке.