Сын Петра. Том 6. Треск штанов

Благо, что стоял спиной к отцу. И он не видел ни эту гримасу, ни глаза, полные боли и тоски от нахлынувших воспоминаний.

— Столетие за столетием мы хотели быть как они. Ведь мы плоть от плоти. И, по сути, такие же европейцы, а в чем-то даже большие. Особенно там — в будущем. Только… — замялся.

— Что?

— Все наши усилия обесценивались. Мы для них всегда оставались варварами, дикарями, темными и дремучими людьми. Что бы мы не делали. И в довесок отношение такое мерзкое из смеси ненависти, страха и презрения. И взгляды снисходительные, будто мы неполноценные существа. Век за веком. Я не большой знаток истории и не ведаю, когда это началось. Но ведь в том же XI-XII веках мы все еще были частью единой семьи европейских народов. А потом… словно черная кошка пробежала. Такое отношение к нам стало модно, мне кажется, где-то в XV-XVI веках. Да… И с тех пор ничего не менялось столетиями. И в XXI веке мы были такими же отбросами в глазах европейцев, как и в XIX или XVI.

Петр молчал.

— Романовы вымерли. Их сменили Гольштейн-Готторпы. Думаешь это что изменило? Нет. Просто говном стали считать уже их.

— Вымерли?

— В том варианте истории, который я увидел, ты оставил маму ради шлюх, и она воспитала меня в ненависти к тебе и твоим делам. Это закончилось тем, что в какой-то момент меня подбили на восстание против тебя. Австрийцы с англичанами. Закончилось это все — казнью. Моей. Вполне, надо сказать, справедливой. Последним представителем нашего дома была Елизавета — твоя дочь, рожденная солдатской шлюхой, которую ты приблизил и пригрел во время очередной пьянки. Правила она державой из постели, окружив себя влиятельными любовниками. Потом — все. Детей она не оставила. А иные Романовы перевелись…

Царь промолчал.

Бледный.

Глаза вытаращил, но промолчал.

Алексей не видел этого, стоя спиной к нему. Но столь сильные эмоции было несложно и почувствовать. Вон как зубы заскрипели.

— Алкоголь отец. Это все алкоголь. Он порой с людьми творит такое, что и не пересказать. Как заметил один синий человек: сначала ты меняешься внешне, потом ухудшается сознание и вот уже ты видишь драконов… мда… он еще что-то добавлял вроде утверждения будто все, что продается в «Пятерочке» не вино. Впрочем, вряд ли это относится к делу. Бросай пить, пожалуйста. Ты там от этого умер, перед тем такого наворотив, что не пересказать…

— Ты все это видел? — хрипло и как-то надрывно спросил Петр.

— Я много что видел.

— И поэтому хочешь убить помазанников Божьих? — перескочил на старую тему царь.

Алексей помолчал, борясь с волной раздражения и желанием чем-то ударить собеседника.

Несколько секунд тишины.

И сын прошептал, поворачиваясь к родителю:

— Ты даже не представляешь, как я хочу их убить.

И его глаза говорили сами за себя. В них плескалась ненависть. Чистая и незамутненная.

— Людовика и Иосифа?

— Почему? Нет. Всех их. Сжечь там все, оставив лишь радиоактивный пепел и оплавленную землю вместо Европы. Это цивилизация зла. Его сосредоточение. Ты и сам прекрасно знаешь про работорговлю и ту боль, что она несла людям. За ней последует наркоторговля, которая унесет многократно больше жизни. И прочие мерзости. Бремя белого человека, под соусом которого эти уроды будут грабить и убивать всех, кого не считали таковым. Потом они пошли дальше. И вот уже в начале XX веке, эти «прекрасные, просвещенные» люди объявили русских неполноценными и попытались уничтожить. Всех. Чтобы забрать себе наши земли. Ведь недочеловекам она не нужна, не так ли? Мы потеряли в той бойне десятки миллионов соотечественников. А перед тем они устроили нам Великую Смуту, которая унесет не меньше. Даже монголы со своим вторжением столько боли нам не приносили и никогда не хотели такого. А эти твари возжелали…

— Но они это еще не сделали!

Алексей закрыл глаза и молча отвернулся.

— Нельзя судить за то, что еще не сделано! Тем более, что даже люди, что это сотворили еще не родились! Это не справедливо! — воскликнул Петр.

Царевич вновь промолчал. Он боролся со своими эмоциями. Он редко позволял им охватывать себя, а тут его накрыло. Да так сильно, что аж руки слегка потряхивать стало. Петр это все прекрасно заметил и считал, поэтому дал сыну время.

Впрочем, слишком долго молчать царь не смог.

— Ты их не убил. Иосифа и Людовика. Почему? Ты ведь мог ослушаться моего приказа и изыскать способ. Мог. Не отрицай. Я тебя знаю. Почему не сделал, если ты их так всех ненавидишь?

— Потому что мне этого мало.

— Мало? Убить помазанников Бога?

— Для меня они просто враги. — пожал плечами царевич, не поворачиваясь. — Если потребуется их ликвидировать, моя рука не дрогнет. Но, повторюсь, мне этого мало. Это слишком просто. Примитивно. И мне не хочется уподобляться этим животным.

— Что ты задумал? — тихо прошептал Петр.

— Знаешь, что сказал мудрый Каа, когда встретил бандерлогов?

— Что? — нахмурился царь. — Кто это вообще? О чем ты?

Сын повернулся.

От былых эмоций уже ничего не осталось. Он снова полностью себя контролировал и был нейтрален.