Сын погибели

Публика вновь огласила округу ревом. Гость из далекого Херсонеса — родич очаровательной герцогини Швабской — уже несколько раз успел порадовать толпу как храбростью, так и мастерским владением оружием. Предстоящий бой сулил превосходное зрелище.

Надеждам зрителей было суждено оправдаться с лихвой: трижды Симеон Гаврас и герцог Баварский съезжались посреди ристалища, и трижды обломки копий разлетались в стороны под восхищенный гул счастливчиков, купивших себе места на трибунах. Герцог Конрад Швабский нервно стучал кулаками по подлокотникам и прикусывал губу, мечтая в этот миг оказаться в доспехах на ратном поле, а не здесь — на резном троне. Тонкие пальчики Никотеи чуть заметно коснулись его щеки, и она прошептала на ухо досадующему супругу:

— Я выходила замуж за герцога, который мечтал стать императором всех христиан, а не за рыцаря, желающего одерживать победы на ристалище.

Конрад метнул было на нее негодующий взгляд, но тут же страдальчески закрыл глаза, чтобы не видеть битвы.

Трижды кони уносили Симеона Гавраса и герцога Баварского к исходным рубежам. Ни доблесть, ни удача не даровали победы кому-либо из них. Посланные гербовым королем Швабии герольды осведомились у поединщиков, не желают ли они закончить бой, признав ничейный результат.

— Нет, — отрезал Симеон Гаврас.

— Нет! — взрычал Генрих Лев. — Я хочу продолжить схватку на том оружии, которое предпочтет херсонит.

Толпы зевак, окружавшие ристалище снаружи, рыдали, осознавая, что подобного боя им, быть может, не доведется увидеть никогда. Рыцари вновь съехались и начали осыпать друг друга градом ударов. Их тяжелые полутораручные мечи крутились мельничными крыльями, ища лазейку в защите противника.

В какой-то миг Симеон Гаврас улучил момент и, атакуя, умудрился опрокинуть коня баварца своим более крупным и тяжелым скакуном. Кому другому это грозило большими неприятностями: приваленный конем рыцарь — легкая мишень, но не тут-то было. Каким-то чудом Генрих Лев соскочил наземь за долю секунды до падения. Его положение продолжало оставаться критическим, но под крики неистового восторга публики Симеон Гаврас остановил скакуна и тоже спрыгнул наземь, не желая пользоваться честно завоеванным преимуществом.

И вновь посыпались удары. Сидящие на трибунах и особенно в ложах готовы были поклясться, что нет на свете воина, способного выдержать, а тем более парировать яростную атаку Генриха Льва. В какой-то миг разъяренный герцог Баварский взмахнул мечом, желая раскроить упорного противника на две половины, но тут…

Симеон Гаврас вдруг ослабил клинок, пропуская ритершверт[67] соперника мимо себя и, оказавшись вплотную к Генриху, всунул яблоко рукояти меж его кольчужными рукавицами и с силой дернул вперед и вниз. Баварец крутанулся на месте, пытаясь удержать равновесие, но мощный удар по шлему опрокинул его.

Кузнецы, сковавшие защиту «львиной» головы, по праву могли гордиться делом рук своих — шлем смягчил удар, но все же клинок разрубил и его, и подшлемник, и оставил довольно серьезную ссадину на макушке герцога. Кровь обильно залила ристалище, а баварец снова пытался встать. Симеон Гаврас повернул меч острием вниз и занес его над противником.

Белый платок, вылетев из руки Никотеи, опустился на поле неподалеку от Генриха Льва.

— Герольд! — скомандовала герцогиня Швабская. — Я беру его под защиту!

Глава 26

Пока не попадешь в историю — не попадешь в историю.

Ксенофонт

Гонец быстро спрыгнул с коня и бросился в ноги полководцу:

— Милорд принц, Бристоль наш!

— Замечательно. — Гарри поднял с колен воина, доставившего ему радостную весть, и впечатал ему в ладонь золотую монету. — На вот. Заслужил!

Сделав это, он повернулся к стоящему рядом человеку в духовном одеянии, но без наперсного креста, и сказал насмешливо:

— Ну что ж, преподобный Кеннет, вы проиграли спор. Ни стены, ни копья не остановят Истину, время которой настало. Теперь у нас есть столица. Отсюда — из Бристоля — мы завоюем весь Уэльс. И будь на то воля Спасителя, то и всю Британию. Вместе с Шотландией. Весь остров станет единой крепостью истинной веры!

Аббат Кеннет укоризненно покачал головой:

— Ты богохульствуешь, призывая на помощь Спасителя и Всевышнего. Сын погибели — лжепророк, и учение его — ложное золото.

— Ты опять за свое? — нахмурился предводитель мятежников. — Когда наконец уймешься? Я не просил и не прошу тебя принять нашу веру, но к чему ты хулишь то, о чем не ведаешь?

— Ты, видно, запамятовал, Гарри. Я пошел с тобой затем, чтобы унять кровожадность змеева пламени, выпущенного тобой из душ таких же нищих, каким был ты. Но я ни на миг не отрекался от своего истинного служения — служения Господу — Триединому Спасителю человецей, распятому и снова воскрешенному. И потому всякое слово и деяние мое направлено к одному лишь — восстановлению христианского мира и покоя в отчих землях.

— Проклятие! Ты решил испортить мне день такой славной победы? Клянусь своими золотыми шпорами — тебе это не удастся!