Сын Портоса

И все же Жоэль не мог отвести взгляд от места, где скрылся призрак. Никогда еще видение не было столь реальным — юноша не сомневался, что на всю жизнь запомнил все детали: шляпу с плюмажем, в котором отдельные перья были срезаны пулями, сверкающую перевязь, просторные, шитые золотом и кружевом панталоны, скрывающиеся в широких раструбах ботфортов. Но ответом на его призыв был только крик чаек. Неохотно повернувшись, Жоэль внезапно вскрикнул от резкой боли в пятке. Что-то красноватое ярко блестело на солнце — наклонившись, юноша увидел, что это кусок металла. Взяв ветку он выкопал таинственный предмет — им оказалась шпага. Судя по ее длине, весу и размерам рукоятки, она, должно быть, принадлежала гиганту, чьи остатки покоились здесь, согласно легенде.

— Это дар моего отца! — воскликнул Жоэль, благоговейно целуя оружие, хотя ржавчина испачкала его губы. — Я принимаю его и клянусь использовать только в случаях, которые одобрил бы мой родитель, и не вкладывать в ножны до тех пор, покуда не отомщу за нанесенное мне оскорбление!

Теперь у Жоэля было оружие для поединка, и он желал лишь получить доказательство права его носить. Юноша возвратился домой, все еще бледный, со сверкающими глазами и сурово нахмуренными бровями. Никогда еще Корантина не видела своего всегда спокойного сына настолько возбужденным.

— Боже мой, что случилось?

— Меня оскорбили, — ответил Жоэль глубоким и дрожащим голосом, — и я буду драться на дуэли с главным обидчиком, когда узнаю имя своего отца и получу доказательство того, что он мог передать сыну право носить и использовать шпагу. Эта шпага, которую ты видишь, принадлежала ему!

И юноша поведал о своем видении, показав шпагу Портоса, которую дуновение морских ветров и искрошившиеся от времени камни случайно ему вручили.

Корантина побледнела, узнав в огромной шпаге оружие, принадлежавшее ее возлюбленному. Пошатнувшись, она прижала руку к груди, как будто шпага пронзила ей сердце. Жоэль любил мать и почитал ее, как святую. При виде такого огорчения, гнев его тотчас улетучился. Преклонив колени, словно моля о прощении, юноша с тревогой воскликнул:

— В чем дело, матушка? Я обидел тебя? Неужели ты узнала эту шпагу?

— Да, — торжественно ответила Корантина, сдерживая слезы. — Ну, теперь ты узнаешь то, что должен был узнать рано или поздно. Я впервые встретила…

Жоэль поднял руку, давая матери знак умолкнуть, с такой властностью, какую он никогда раньше не проявлял по отношению к ней.

— Нет, не нужно! Не хочу ничего знать. Я не стану драться на дуэли с этим парнем, а просто изобью до полусмерти и его, и всю эту шайку наглецов. Не говори ничего, если только ты не хочешь сказать, что прощаешь мне причиненную тебе боль!

Корантина высвободилась из объятий сына.

— Мой мальчик, — сказала она, — ты имеешь право все знать, но пусть это еще некоторое время останется тайной.

— О, матушка, у меня нет других желаний, кроме твоих. Храни свой секрет. Пусть он, так же как и тайна представшего передо мной видения и дара моего родителя, раскроется тогда, когда этого захочет Бог.

— Клянусь, ты все узнаешь, — печально промолвила Корантина. — Если ты видел своего отца, значит я тоже скоро увижу его. Ты узнаешь обо всем, когда… — она окончила фразу так тихо, что Жоэль не слышал ее, — когда смерть избавит меня от необходимости краснеть перед тобой.

С этого времени жизнь матери и сына изменилась. Корантина стала мрачной, ее энергичность пошла на убыль. Предоставив Жоэлю заботу о ферме, она заточила себя в своей комнате. Часто можно было слышать, как она нахмурившись, повторяет, словно одержимая навязчивой идеей:

— Я наказана рукой своего сына.

Корантина уже давно перестала ходить на кладбище ухаживать за могилой родителей, так как клеветники даже теперь при встрече оскорбляли ее — в сельской местности грязные сплетни едва ли могут заглохнуть. Ее единственной прогулкой стала дорога на пустынный берег, где высилась Гробница гиганта. Любопытство однажды побудило Жоэля последовать за матерью, и он узнал о цели ее странных походов.

— Уверен, что я видел своего отца, и что эта шпага принадлежала ему, — говорил себе Жоэль, гордо улыбаясь при мысли, что является отпрыском человека, обладавшего столь величавой и впечатляющей внешностью.

Тем временем лицо бедной женщины похудело, вокруг глаз образовались коричневые круги, кожа приобрела желтый цвет старой слоновой кости, а в пышных волосах появились серебряные пряди. Пожалуй, только сын не замечал происшедших перемен, ибо мать всегда оставалась для него одной и той же.

И все же Жоэль со временем становился все более серьезным. Он не воздавал за оскорбления ударами палки или счастливо приобретенной шпаги, ибо никто больше не осмеливался в присутствии юноши делать недостойные намеки на его происхождение, видя угрожающее выражение на его лице, когда он подозревал нечто подобное. Шутка теряет прелесть, если она грозит шутнику смертью. Никто не верил, что Жоэль забыл оскорбление, и меньше всех молодой дворянин, нанесший его.