Сын Портоса

Наш герой содрогнулся — ведь он сам не провел в тюрьме еще стольких часов, сколько этот несчастный лет. Все же из всех заключенных этот казался наиболее спокойным и безропотным. Вечером, когда тюремщик принес ужин, Жоэль спросил его о старике.

— Его номер — 68, - равнодушно ответил надзиратель.

— А других?

— 141, 136 и 123.

Тюремщик снизошел до объяснений. Узники Бастилии теряют свои имена, попадая сюда, и фигурируют только под номерами. Причин их ареста не знает не только стража, но и комендант, если он самолично их не допрашивает. Но во многих случаях этих причин не знают и сами заключенные.

— Значит, у меня тоже есть номер? — спросил Жоэль.

— Еще нет, — ответил надзиратель, — потому что вы в некотором роде исключение. Снабжать вас номером не сочли необходимым, так как ясно, что вы здесь долго не пробудете. По-видимому, — добавил он с усмешкой — на следующей неделе вы лишитесь головы.

На другой день, как и было обещано, в камеру Жоэля явился мэтр Шамонен, главный полицейский судья, с серьезной миной, соответствующей важности его миссии. Шамонен соизволил сообщить заключенному, что он находится под стражей вследствие его наряда, внешности и необычайной длины шпаги. Сен-Жерменские лесничие обратили внимание на его огромный рост, мощные плечи, бретонский костюм, шляпу с павлиньим пером и огромных размеров рапиру, как, впрочем, и, на дикий взгляд и нетвердый шаг. Они сразу же догадались, что перед ними убийца капрала Брежи, чье тело им поручили доставить в город. Лесничие поспешили сообщить описание Жоэля шпионам Ларейни, и те смогли выследить его в гостинице «Мавританский трубач» в Париже.

Четверо мушкетеров отказались давать какие-либо показания относительно случившегося и победителя в поединке, кроме заявления, что все произошло согласно кодексу чести.

Шамонен потребовал от обвиняемого доказательств его благородного происхождения, дабы он мог быть судим дворянами, составляющими трибунал чести. Но так как сын Портоса чистосердечно признался, что хотя он не сомневается в своей голубой крови, у него нет иных ее доказательств, кроме собственного слова и уверенности в том, что он найдет подтверждение этому, достойный судья удалился со словами:

— Тогда вы будете не обезглавлены, а повешены.

По окончании упомянутой беседы Жоэль поднялся на крышу. Сначала он находился там один, потому что шел дождь, а постояльцы Бастилии предпочитали свои камеры плохой погоде. Заявление Шамонена омрачило взгляд и мысли нашего героя. Ему однажды пришлось видеть казнь через повешение, и эта сцена настолько запечатлелась в памяти юноши, что он содрогался при одном воспоминании о ней даже спустя годы. А теперь эта ужасная и позорная смерть предназначалась ему!

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Жоэль вгляделся в пелену дождя, стараясь различить среди городских домов церковь Святого Павла, куда каждый день ходила к вечерне мадемуазель дю Трамбле, и Серый дом в предместье Сен-Жак, где находилась сейчас Аврора. Поглощенный этим занятием, он внезапно почувствовал, как чья-то рука опустилась ему на плечо. Юноша резко обернулся.

Один из четырех других обитателей башни неслышно приблизился к нему. Жоэль не сразу его узнал.

— Что вам нужно? — весьма нелюбезно осведомился он.

— Я — номер 141, к вашим услугам, сударь, — ответил пожилой незнакомец. — Такой же заключенный, как и вы; ваш сожитель по этой темнице, где король держит тех, кого желает иметь у себя под рукой. Моя камера находится над вашей.

— Ну?

— Я хочу сказать, что проживаю на четвертом этаже — не в таком уж неприятном месте, однако намерен покинуть его.

— Сменить камеру?

— Нет, выйти из нее, — ухмыляясь, ответил незнакомец.

— Вас отпускают на свободу?

— Не совсем. Я собираюсь попытаться бежать сегодня вечером, — шепотом продолжал арестант.

— Бежать? — переспросил изумленный Жоэль.

— Говорите тише! — прошипел незнакомец, стискивая ему руку. — Вы все погубите! Здесь и стены имеют уши. Да, я бегу этим вечером. Бог свидетель, я хотел бы взять и вас с собой, но мои надежды смешиваются с дурными предчувствиями.

— Расскажите, как вы намерены все это устроить? — спросил бретонец, чье любопытство возросло до предела.

— С помощью терпения, опыта и инструментов. У меня есть дочь — она вся моя жизнь, моя радость. Ее любовник снабдил меня всем необходимым. У меня имеются напильник и веревка. Я подпилил две оконных решетки — их теперь легко выломать, оставив достаточное отверстие для того, чтобы можно было пролезть. Около полуночи я привяжу веревку к оставшейся решетке и спущусь по ней вниз. Можно надеяться, что часовой в такую скверную погоду останется торчать в будке. Если он все-таки выйдет наружу, мне крупно повезет — он, наверняка, выстрелит. Но если часовой промажет, я спрыгну с вала в ров с водой, переплыву его, вылезу на другой стороне и буду скрываться на чердаке одного из домов, покуда мне не удастся спуститься по водосточной трубе.

— Но вы же рискуете сломать себе шею, — возразил бретонец.