Сын повелителя сирот

Выйдя в холл, я закрыл за собой дверь и повернул в замке ключ, но не отошел от квартиры, а стал тихонько прислушиваться. Мне хотелось понять, способны ли они, оставшись наедине в темноте тихой комнаты, свободно поговорить друг с другом, как муж с женой. Я долго стоял у двери, но так ничего и не услышал.

На улице Синуйчу даже в темноте было видно, как взводы девушек из армии Чучхе мелом писали на тротуарах и стенах революционные лозунги. До меня дошел слух, что однажды ночью целый взвод упал в вырытый на дороге Тонгол котлован, около которого не было предупредительных знаков, – кто знает, правда ли это. Я пошел в сторону района Рагвон-донг, где много лет назад японцы построили трущобы для самых непокорных корейцев. Именно там, на первом этаже заброшенного отеля Рюгйонг, находился нелегальный ночной рынок. Даже в темноте можно было различить очертания башни гостиницы, которая возвышалась на фоне ночного звездного неба, словно ракета. Пересекая мост Палгол, я увидел, как из канализационных труб, проложенных от жилых домов пастельного цвета, вытекали в реку отходы. По воде медленно плыли, словно лепестки серой лилии, испачканные дерьмом куски газеты «Нодон Синмун».

Торговля идет возле ржавых лифтовых шахт. Парни на первом этаже оговаривают условия продажи, а затем выкрикивают в шахту названия требуемых вещей, откуда покупателям на веревках в привязанных к ним ведрах спускают товары – лекарства, продовольственные книжки, электронику, проездные билеты. Нескольким торговцам не понравился мой вид, но один молодой человек все же решился со мной заговорить. Надрезанное ухо парня говорило о том, что его когда-то задерживали агенты Министерства государственной безопасности за незаконную торговлю. Я протянул ему телефон Командира Га.

Он довольно ловко снял с него заднюю крышку, вытащил аккумулятор, лизнул его контакты, затем проверил номер на внутренней карте телефона.

– Хороший телефон, – сказал он. – Сколько вы за него хотите?

– Он не продается. Нам нужно зарядное устройство для него.

– Нам?

– Мне, – поправился я и показал ему кольцо товарища Бука.

Увидев кольцо, торговец рассмеялся.

– Убирайтесь отсюда, если не продаете телефон.

Несколько лет назад после церемонии, проходившей Пятнадцатого апреля, вся команда отдела «Пуб Ёк» напилась, и я, воспользовавшись случаем, стащил один из их значков. Временами он мне очень помогал. Я вытащил его, и значок блеснул в темноте.

– Нам нужна «зарядка» для телефона, – произнес я. – Или вы хотите, чтобы вам надрезали другое ухо?

– Вы немного молоды для того, чтобы быть сотрудником «Пуб Ёк», не так ли?

Парень был вдвое моложе меня.

– Времена меняются, – грозно сказал я.

– Будь вы сотрудником «Пуб Ёк», – ответил он, – вы бы мне уже руку сломали.

– Выбирай, какую руку тебе сломать, и я это сделаю, – произнес я, не веря своим словам.

– Дайте посмотреть, – попросил он значок. Он рассмотрел изображение плавучей стены, взвесил серебряный значок на своей ладони, потер большим пальцем кожаную вставку на его задней стороне.

– Ладно, «Пуб Ёк», – согласился он. – Я достану вам «зарядку», но кольцо оставьте себе. – Он сверкнул значком в темноте. – Я возьму вот это.

* * *

На следующее утро на улице Синуйчу остановилась пара самосвалов и выгрузила гору земли прямо на тротуар возле дома «Слава горе Пэкту» под номером 29. Работая в Подразделении 42 мне, как правило, не приходилось заниматься подобными вещами, но в этот раз я выполнял просьбу нашего управдома. У него возникли трудности с проведением кампании «За превращение травы в мясо», охватившей весь город. Вообще-то он всегда смотрел на меня с подозрением, так как я добился выселения нескольких жильцов из нашего дома, и считал, что жить на верхнем этаже меня заставляет паранойя, а не желание оградить собственных родителей от дурного влияния.

Целых два дня мне пришлось стоять в веренице людей, передававших друг другу ведра, канистры и сумки с землей, которую предстояло поднять на крышу дома. Временами в моей голове начинал звучать голос, который комментировал происходившие события, будто он сам писал мою биографию по мере того, как я ее проживал. Но этот рассказ слушал только я один. Мне редко удавалось записывать то, что говорил мой голос, – к концу второго дня работы, когда я спустился на первый этаж и оказался последним в очереди, чтобы искупаться в холодной, серой воде, голос исчез.