Сын предателя

 Как ни странно, рисунок на полном листе ватмана получился без всякого знания анатомии полным повторением оригинала. Олимп был завоёван без излишнего пота и кровопролития. Гораздо сложнее было завоёвывать авторитет в школе. Рисовать в восьмом классе, да  и в последующих двух никто не собирался или просто не умел. Хвалиться рисунками в голову Коле не приходило.

 А учёба с этими скучными теоремами, заумными алгебраическими уравнениями просто не давалась. Астрономия увлекала невероятными будущими открытиями, и учительница охотно ставила ему пятёрку за пятёркой. Но она же вела физику и алгебру. Этот переход от пятёрок к двойкам и  с натягом тройкам был настолько неприятен для учительницы, что она твёрдо уверовала в Колину тупость и ставила автоматически тройки чаще двоек.

глава 12

 Фёдор ещё немного подождал, затаившись за баней, опасаясь возвращения старосты и лекаря. Потом подкрался к окну и попытался открыть его. К входной двери идти было бесполезно, поэтому пришлось сломать стекло. Он влез в окно, сначала торопливо убрав осколки, чтобы не пораниться, влез в избу. Здесь его стал бить озноб от страха, и руки выполняли хватательные движения настолько неловко, что сломанная рука, сросшаяся неправильно, будто впервые училась помогать одеваться в тёплую одежду. Времени он потратил гораздо больше, чем следовало, поэтому из пищи прихватил совсем немного того, что было на виду.

 Уже выпрыгнув в окно и постепенно успокоившись, он обрадовался, что ни староста и ни лекарь не обратили внимания, что он выпрыгнул в окно не по сезону одетый, иначе навряд ли его побег увенчался бы успехом. Он направился, почему-то, по направлению к  северу.

 Так ему показалось безопаснее идти. Время было дневное, и он шёл, часто останавливаясь за редким кустарником, озирался по сторонам, отчего до ночи ушёл недалеко.

 Дороги, к счастью не широкие, Фёдор перебегал, убедившись в полной безопасности. К ночи

 действие настойки лекаря полностью улетучилось и началась настоящая ломка. По телу поползли мурашки, в глаза полезли какие-то видения, голова раскалывалась. Силы быстро стали покидать его, когда он обнаружил, что ходит по кругу. Фёдору стало страшно и одиноко в лесу. Собственные шаги его пугали нечаянным треском и хлюпаньем воды. Даже выдыхаемый воздух в виде туманного облачка в похолодавшем к ночи лесу, казался  каким-то таинственным существом.

 Когда стало  совсем темно, воображение под воздействием остатков наркотического снадобья лекаря уже рисовало вокруг него чертей, кикимор и всей чертовщины, которую так старательно донесли до его разума в детстве великие сказочники. Собственные мысли он произносил шёпотом, чтобы не оставаться в полном одиночестве, но, запнувшись о корягу, он таким громким шёпотом начинал материться, что от этого его испуг становился ещё больше.

 Нет ничего ужаснее оказаться в лесу, растущем возле болота в ночное время!

 Ноги скоро стали чавкать, хлюпать, вода стала стремиться перелиться через край голенища. Фёдор повернул назад, выбрался опять на сушняк и здесь, потерявший силы, свалился на влажный дёрн и  стал ждать утра.

 То, что он увидел на заре, приободрило, появилась надежда на чудо. Изба была полуразрушена, одиноко притулилась на опушке, но чувствовалось, что кто-то в ней есть. Окна были тщательно забиты досками, но над крышей дымилась кирпичной кладки труба.

 Фёдор стал ждать, не решаясь приблизиться. Скоро из-за ограды послышался женский голос. Это Фёдора успокоило. К  женскому голосу добавилось овечье блеянье и кудахтанье. Теперь его ожидание уже  не было нервным и нетерпеливым. Достав из-за пазухи картофелину, он почистил её и, не сводя глаз с ограды, за которой доносились звуки, медленно стал жевать. Женщина вышла с ведром неожиданно для него, подошла к колодцу, руками перебирая верёвку, опустила бадью вниз. Когда всплеск воды раздался из глубины колодца, "журавль" быстро стал подниматься в небо. И даже  тогда Фёдор всё не решался подойти, боясь испугать женщину или, чего доброго, потерять нажитую свободу.

 Когда хозяйка избы перелила из бадьи воду в ведро и собралась идти обратно, Фёдор негромко произнёс:

 -Здравствуй, красавица!

 Женщина резко опустила ведро, обхватила руками грудь и осела на пожухлую траву. И только взглянув на Фёдора, выдохнула:

 -Фу, чёрт! Да какая я тебе красавица? Ты-то кто?

 -Солдат я, понимаешь? Заблудился! Мне бы поесть чего-нибудь и устал я в мокре вашем бродить.

 -Ну, отдохни, конечно. Картошка, вот, варёная есть да грибы солёные.

 -И ладно мне! - обрадовался Фёдор. - А как отдохну, пойду партизан искать. Может и ты знаешь, где они тут воюют?

 -Ишь чего! Да ты что? Какие-такие партизаны? Да нет их здесь никого! Одна я тут. Дом-то сожгли супостаты... Ой, что это я? Немцы, значит, пушкой спалили, вот сюда и перебралась. Дом-то лесника, а лесник помер. А я - его дочь. Вот.