Читаем Сын предателя полностью

 Он пришёл в барак, сел на табурет, опустив руки, задумчиво рассматривал обувь, которую надо было ремонтировать, но перед глазами из воздуха выплывал опять и опять образ девушки. И вдруг он всё вспомнил! Девушка походила на его сестру Нину! Ну, конечно, как он сразу не догадался! Сестра Нина приобрела реальное восприятие, вслед за которым появился в воображении дом, улицы города Сарапула! Его захлестнула череда той, довоенной жизни. Сами собой воскресли в памяти отец, мать и вторая сестра Тоня.

 Фёдор сидел на табурете, и слёзы совсем некстати, помимо его воли, смачивали сухую кожу щёк. Он мог поехать домой! Он мог встретиться с родными ещё три года назад, а вспомнил, откуда он родом, только сейчас!

 Так просидел Фёдор минут двадцать, пока не прибежал с улицы сын Петя. Мальчишка не любил этот барак и всё рвался на улицу. И Надя работала в столовой допоздна. Выбора в работе ей искать не приходилось. Да и это место раздатчицы первых и вторых блюд посетителям столовой помогало сносно кормиться их семье.

 Фёдор зарабатывал деньги, которые были не такими большими, карманы от них не пухли. Слишком невзрачной была обувь хлеборобов, чтобы за её ремонт можно было зарабатывать на хлеб с маслом. Вот в Сарапуле народ ходил на танцы. Туфли были мечтой для многих несбыточной, и он эту мечту им осуществлял! Да ведь он жил в Ижевске! Конечно в Ижевске!

 И жена была...Прасковья? Сын? Петя? Да, Петя!

 И поплыли воспоминания, необъяснимые для Фёдора, разбуженные той девушкой, загадочно похожей на сестру Нину. И теперь только, глядя на возившегося на кровати сына, сообразил Фёдор, что не случайно выпрыгнуло из его сознания это имя - Петя. Ну, конечно, он нечаянно назвал и второго своего сына этим именем, не осознавая, что это - не случайное совпадение!

 Нет, не мелькнула даже мысль у него, что надо бежать от Нади к такой далёкой и теперь уже совсем чужой Прасковье. Но отец и мать должны же узнать, что их сын жив!

 Фёдор сидел на табурете в застывшей позе, и только пальцы рук нервно теребили неизвестно как попавшую в руки туфлю от вновь принесённой для ремонта пары лейтенанта милиции, от заказов которого теперь невозможно стало отвертеться.

 Вечером, когда солнце уже ушло за редкие крыши построенных новосёлами домов и бараков, просвечивая в промежутках юрт и палаток узкими прощальными бликами, вернулась с работы Надя. Несмотря на усталость, накопленную у горячей плиты в столовой, она стала поспешно готовить нехитрый ужин. Ей сразу бросилось в глаза какое-то незнакомое состояние мужа. Ни одной пары готовой обуви в углу у двери, и сам Фёдор сидел в каком-то оцепенении, затаённо чему-то удыбаясь. Он был так  погружён в себя, что не сразу обратил внимание, что жена изучает его, тоже перестав следить за печкой.

 -Федя, что с тобой? - наконец решилась она задать вопрос, в душе уже ожидая наихудшее.

 -Надя, я вспомнил! - мечтательно проговорил он. -  Я вспомнил, что у меня есть отец и мать! И ещё есть две сестры!

 Надя, охнув, осела на кровать, закрыла лицо ладонями.

 -Я знала, что это когда-нибудь случится, - бесцветным голосом произнесла она. - Ты, наверно, не только про мать и отца вспомнил? - со слабой надеждой спросила она. В её голосе Фёдору уже слышалось отчаяние немолодой женщины, которая готова была его потерять в любую минуту в течение всей их совместной жизни.

 В это отчаянное время, когда война сожрала миллионы мужского населения, к которым "мироед" уничтожил ещё столько же в его  незабываемых лагерях, потерять мужа в соперничестве с какой-то изголодавшейся женщиной ничего не стоило. А муж её, наверно, вспомнил не только мать, но и жену с детьми. В борьбе с законной женой Фёдора Надя была бессильна и не имела даже ничтожных прав для этой борьбы.

 Если, конечно, жена Фёдора не вышла замуж. Но как быть с сыном Петей, который так привык знать, что у него есть отец? Что ему сказать, как объяснить?

 Фёдор тоже заметил расстройство жены, подсел рядом, обнял.

 -Что ж ты не рада? Ведь родственники, это - хорошо! Можно съездить в гости!

 -А жена, дети? - вытирая слёзы, вдруг брызнувшие из её глаз, выдавила из себя Надя.

 -Ну, не знаю, - озадаченно ответил Фёдор. - Посмотреть-то можно, наверно...как живут. Да ты подожди! Вот ведь о чём я забыл сказать-то! Девушку я встретил, ну точь-в-точь, моя сестра Нина! С этого и вспомнил!

 -Какая-такая девушка? На кого похожа? - встрепенулась Надя.

 -Ну, мы с Ниной в детстве очень походили друг на друга. Она на год меня моложе была.

 В двадцать она была точно такой же, как  эта девушка.

 -Да не Люба ли это? - всплеснула руками Надя. - Где ты её видел?

 -В магазине.

 Они ещё долго о чём-то разговаривали. Успокоившаяся Надя спохватилась, кинулась к печке, подбросила хворосту в почти потухшую печку. Потом они поужинали, и под впечатлением нового восприятия мира Фёдором, долго шептались в постели, собираясь утром найти девушку, которая подарила ему память и могла оказаться дочерью Любой.

 глава 61

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза