Читаем Сын предателя полностью

 Память вся восстановилась, жизнь в первые тридцать лет выплыла откуда-то из подкорковой кладовой мозга. Лицо сестры Нины, которое так напомнила девушка из города Акмолы, всё время стояло перед его глазами, когда он, сдерживая себя, негромко постучал в окно. В последнюю минуту он испугался своей смелости, сообразив, что сам стал неузнаваемо старым, с высохшим лицом, которое после лагерей уже не захотело обмолодиться за счёт жировых отложений по причине испорченного желудка, который не принимал слишком большого количества пищи. Ещё раз постучал он в калитку.

 Во дворе раздались неторопливые шаги, дверь приоткрылась, и незнакомая женщина уставилась на него.

 -Вам кого? - был первым её вопрос, который донёсся до его слуха откуда-то издалека, будто между ними была не эта приоткрытая дверь, а река забвения.

 -А я здесь жил... до войны...,- он проглотил слюну, мешавшую говорить, - здесь Лубины жили. Вы не знали их?

 -Так мы с мужем купили этот дом лет пять назад у женщины, фамилия...да в домовой книге фамилия-то есть. Подождите, я сейчас принесу, - сказала хозяйка дома.

 -Кто там, Нюра? - раздался мужской голос из глубины двора.

 -Да вот, старичок спрашивает о жильцах до нас.

 -А что ему надо?

 -Так жил в этом доме до войны, ищет родственников, кажется!

 -После тюрьмы, небось?

 Мужчина подошёл к двери, подозрительно окинул взглядом Фёдора. Неказистая фигура того, легко читавшаяся под одеждой, видно, успокоила его, он сразу расслабился, открыл широко дверь.

 -Чего там, заходи, отец! Не по-людски разговаривать-то через дверь.

 Они вошли в дом. Фёдор осматривался по сторонам, воспоминания нахлынули с новой силой, глаза затуманило, захотелось их вытирать и вытирать.

 -Да ты никак, отец, плачешь? - участливо спросил хозяин. Женщина уже раскрыла домовую книгу и стала пальцем указывать нужную фамилию. Имя и отчество полностью совпадали, но фамилия была - Губарина. Оставалось убедиться, в каком году она была прописана. Да, это его сестра - Нина.

 -А вы не знаете, где она сейчас живёт? - не надеясь получить ответ, всё же спросил Фёдор.

 -Говорила, что к дочери уедет  в Алнаши. Да кто его знает, может уехала, а может - нет.

 -Отец с матерью, видно, умерли? - тихо проговорил Фёдор.

 -Наверно, - вмешался в разговор и хозяин. - А тебе, отец, лет-то сколько?

 -Так по документам-то восемьдесят стукнет осенью.

 Фёдор посмотрел на обоих выжидающе, но какой-нибудь реакции не подметил.

 -Вторая ещё сестра у меня есть, Тоня, а где живёт, не знаю...ну, пойду я, - сказал он после затянувшейся паузы.

 Ни мужчина, ни женщина задерживать его не стали, ночлег не предложили.

 глава 63

 Опять весной повысили пенсию, отчего Николай Фёдорович смеялся в своём одиночестве сам с собой. Он подсчитывал, на сколько рублей увеличит траты на покупку продуктов питания, и получалось, что можно начать нажимать на экзотику - ананасы, бананы и апельсины. Но ещё лучше было побаловать себя в неограниченном количестве "деликатесами" из моркови, свёклы, лука и чеснока. И только самые что ни на есть местные овощи - огурцы и помидоры, цена которых превысила пенсионную ватерлинию, приходилось покупать поштучно и редко.

 Инфляция в СССР скрывалась с помощью искусственного сдерживания цен, за счёт раздевания донага деревни. Бензин дорожал неуклонно, с этим фактом ничего нельзя было правительству поделать. Приходилось менять косметику устаревших автомобилей и мотоциклов, чтобы оправдать как-то повышение цен на эту приглянувшуюся глазам технику. А вот сейчас в это "новое время" поворота к капитализму с социалистическим лицом, телевизионщики организовали программу "умные деньги", сообщая открыто, что и где стало дороже, а где - дешевле!

 При этом удорожание недвижимости объяснялось всё ещё низкой стоимостью жилья по сравнению с Европой. Сразу как-то многим захотелось сравнить зарплату россиянина и европейца. Не состыковывалось! И всё же Россия на карачках ползла к этому заветному уровню жизни если пока не Европы, то Африканских "третьих стран" уже точно.

 В России, конечно, едва ли солнце будет жарить тела граждан круглый год, а пальмы, то-есть, ели и сосны, никогда не накормят страждущих финиками и  кокосами. Но народ всё чаще стал перелетать Сочи и Ялту, чтобы приземлиться в Турции, Греции или Египте.

 Николай Фёдорович частенько перебирал пенсию своими натруженными пальцами, высчитывал, выкраивал, но ни разу даже в голову ему не приходило, что можно из неё выжать тот сок, который помог бы ему увидеть воочию ещё раз ласкающие глаз волны этого замечательного, далёкого моря.

 Сын опять звонил, спрашивал о здоровье, отчего хотелось плакать без слёз, жалеть себя за это неприкрытое одиночество, в котором снова и снова страшила мысль потерять здоровье по какой-то непредсказуемой причине. Николай Фёдорович иногда сравнивал себя с Робинзоном Крузо, вынужденный разговаривать с кошками, как с умными собеседниками. В такие минуты он кидался к компьютеру, щёлкал по клавишам, отводя душу при появлении на дисплее новых, умных фраз, строф и целых маленьких произведений за два или три дня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза