Сын предателя

 Потом азарт спадал, волна тоски уходила в прошлое, звонок сына опять забывался.

 Иногда разнообразие в тихую жизнь вносили неожиданные визиты какой-нибудь заблудившейся женщины, котороую направили сердобольные замужние подруги к одинокому и, кажется, не бедному пенсионеру. Тогда доверчивый по характеру Николай Фёдорович выставлял на стол домашнюю настойку с цветом вишни, из холодильника выуживал нехитрую закуску, ставил чай или кофе, печенье, и от всей души начинал лечиться от молчанки.

 Гостья не столько пыталась жевать и слушать, сколько с испугом оглядывать ералаш в доме, осторожно переводить разговор на уборку и выброс ненужного хлама на свалку. И вскоре разговор вразнобой надоедал обоим. Николаю Фёдоровичу - о поэзии и изобразительном искусстве, а женщине - о порядке в доме, приличных нарядах и вкусной пище.

 Удивительно, что женщины стремились в мгновение натянуть вожжи и начать управлять не взнузданным мужиком без даже видимого хомута, не имея высшего педагогического образования, но уверенные, что мужику одного лишь и надо - постель и капризы дамы!

 Расставания прикрывались милыми улыбками, обещаниями позвонить непременно в субботу или воскресенье.

 Дверь захлопывалась и визит тотчас забывался обоими. При этом Николай Фёдорович облегчённо выпускал огромное количество воздуха, который накопился в лёгких от сдерживания слишком неосторожных слов.

 Иногда Николай Фёдорович без всякого дела лежал на кровати, смотрел по телевизору душещипательный фильм времён царизма. Фильмы такие режиссёры ставили почему-то с блеском. Сами артисты, наряженные в неописуемо дорогие наряды, проникали в роль, можно сказать, до  кончиков мозгов. Кому же не приятно ощутить себя, хотя бы и в кино, графом, княгиней или даже царём!

 Боже мой! Как люди тщеславны! - думал Николай Фёдорович, когда  видел артиста, в одном фильме игравшего вора, а в этом - генерала.

 И начинал Николай Фёдорович мечтать. Все мечты поворачивались по направлению Лувра во Франции, Дрезденской Галереи в Германии. Италия ему казалась  такой маленькой, что хватило бы одного дня обежать  все её музеи.

 Много ли надо денег для этого не достижимого счастья? И продолжал писать Николай Фёдорович свои опусы, надеясь  на чудо!

глава 64

 Переночевал Фёдор Иванович на вокзале без минимального комфорта на жёсткой лавке среди немногочисленного соседства, боясь при этом слишком глубоко заснуть. От полудремотного состояния ночь затянулась надолго. Но благодаря этому сел он на первы утренний рейс автобуса и покатил в Ижевск. Как-то само собой забылось обещание Наде не ездить в столицу Удмуртии.

 С одной стороны он ехал просто так, чтобы убедиться, а вдруг есть и живой ещё из тех, кто был ему дорог в далёком прошлом. А с другой стороны то количество лет, которое его отделяло от этой жизни, пугало. Он смотрел в окно на проносившиеся мимо лесные массивы, удивляясь асфальтовой дороге, позволявшей автобусу мчаться с приличной скоростью. Как-то само собой вспоминалось его путешествие на мотоцикле Иж-7 по гравийному шоссе без амортизатора заднего колеса в последние дни перед отправкой на фронт.

 Тогда он, прославленный спортсмен, не нашёл в себе силы объявить о своей болезни. Ему, чемпиону Удмуртии по лыжным гонкам, просто стыдно было пытаться увиливать от священного долга перед Родиной в час испытания. На фронте оказалось с этой "пустяковой" болезнью просто делать нечего. Нерегулярно появлявшаяся кухня превратила его боевой дух в полную боевую непригодность.

 Сегодня ему оставалось только удивляться, что он дожил до глубокой старости и ещё путешествует!

 Возможно, голодная жизнь и ликвидировала его язву желудка?

 Автобус подъехал к Ижевску, и ему во время поворота открылась величественная панорама незнакомого города. В начале девяностых годов двадцатого столетия этот вид города не был таким скромным, как его Акмола в Казахстане. Здесь он мог и заблудиться, как в настоящем столичном городе!

 Автобус въехал на площадь вокзала, остановился. Пассажиры поспешили на выход. Фёдор Иванович пропустил всех спешивших, медленно спустился с крутых ступенек, тяжело присел на ближайшую  скамью, почувствовав, как плохо слушаются онемевшие ноги. Всё было незнакомо. Кругом были камень, кирпич, асфальт и народ.

 Наконец, он встал и пошёл к трамвайной остановке, поминутно спрашивая дорогу. Кто-то отмахивался, думая - не попрошайка ли. Кто-то отвечал обстоятельно Трамвай в Колтому не шёл. Просто такого названия не было на щите, висевшем на проводе. Фёдор Иванович назойливо спрашивал, на него смотрели с загадочным выражением на лицах. Только один мужчина объяснил ему, что если он поедет на первом номере трамвая, то доедет до Четвёртой Подлесной, и там начинается Городок металлургов, который, вроде бы, назывался в его памяти так.

 Фёдор Иванович спросил только, есть ли там лес. Мужчина улыбнулся и  поправил его:

 -Парк Кирова там есть. Но если вы его имеете в виду, то - да.