Сын Ретта Батлера

— О! Я когда ехал к тебе, меня тоже мучили дурные предчувствия! — обрадовался сходству Джон. — И, как видишь, не оправдались!

— Нет-нет, я очень тебя прошу.

— Но я еще не завтра собираюсь уезжать. Я поживу, конечно.

— Полгода, — сказала Скарлетт.

— А вот этого не обещаю.

Джон действительно хотел пожить с матерью, хотя с каждым днем чувство неудовлетворения собой нарастало в нем все больше. Он хотел работать. Он снова хотел погрузиться в этот ад кино. Он понял, что теперь уже жить без этого не сможет.

— Ты не сказала Билтмору о ребенке? — спросил он.

— Не успела, — сразу же ответила Скарлетт.

— Но для этого не нужно много времени.

— Нужно. Это не так просто сказать. А мы не успели даже побыть вдвоем. Я скажу, я обязательно скажу…

Они еще поговорили о том о сем и пошли спать.

А наутро Джону пришлось ехать за врачом, потому что Эйприл заболела…

Отшельник

— И зачем только мы послушали этого американского пуританина? — говорил Бьерн, вспоминая Джона в минуты наслаждения семейной жизнью. — Мы превращаемся в пару воркующих голубков, которых я терпеть не могу. Кто сказал, что голуби красивые птицы? Они вредные птицы — на месте скульптур я бы возненавидел их всем своим каменным сердцем. Знаешь, что снится скульптурам? Они ловят голубей и гадят им на головы! Хорошо, что мне не поставят памятник.

— Как это?! — отвечала Диана. — А зачем я тогда с тобой живу? Я мечтала на старости лет писать мемуары под названием: «Я была женой гения бестолковости».

— Правда? Ты хочешь сказать, что я помру раньше тебя?

— Конечно, я уж постараюсь.

Бьерн и Диана проводили свой медовый месяц в небольшом сербском селе. Почему в Сербии? Потому что ничего более абсурдного ни он, ни она придумать не могли.

— Если ты думаешь, что я собираюсь поехать куда-нибудь в Венецию, — сказала Диана после свадьбы, — то мы завтра же подаем на развод.

— Венеция? Что это такое? Не знаю такой страны. Вот знаю прелестный городок Мастар. Там рядом есть не менее прелестная деревушка Сребровица. Представляешь, там никто никогда не видел паровоза и телефона.

— Этого не может быть. Таких райских уголков на земле не осталось.

— Поедем и проверим. Если я ошибаюсь, мы взорвем их телефонную станцию и пустим паровоз под откос.

— Согласна!

И они действительно поехали в Сербию, в этот неспокойный край, откуда бежали даже местные жители.

И вот теперь жили там в заброшенном домике и были почти счастливы.

— Мне не хватает одного, — как-то утром заявила Диана. — Козы.

— Ты права! Как мы можем жить без козы в такой сложной политической обстановке? Это нонсенс!

И он отправился на скудную ярмарку и привел в дом козу.

— Теперь надо ее доить. Ты умеешь доить козу? — спросил он Диану.

— Он еще спрашивает! Ты же видел на нашем родовом гербе рога?

— Да, но я думал, они относятся к мужской части вашей славной семьи.

— Не только. Это было самое любимое светское развлечение всех дам рода Уинстонов — доить по утрам коз.

— Бедные козы! — воскликнул Бьерн.

— Нет, они были счастливы! Умирая, они всегда говорили нам добрые слова.

— Хорошо, значит, ты будешь доить козу по утрам?

— Не могу же я нарушать традицию!

Днем молодожены отправлялись по окрестным горам, встречали настороженных людей, пытались с ними разговаривать, но ничего не получалось. Люди не понимали их, а они не понимали людей.

— Как жаль, что никто не может нам рассказать по поводу паровоза и телефона, — говорила Диана.

— Знаешь, я попытаюсь объясниться с ними знаковыми символами. Ведь в прежней жизни я был художником.

— Художником? Ты? Это тебе наплел какой-то грубый льстец. Ты никогда не был художником.

— Ладно, но я попробую.

И Бьерн на листе бумаги нарисовал паровоз и телефонный аппарат.

— Что это? — спросила Диана, рассматривая рисунок. — Очень похоже на колбасу и рогалик. Ты что, хочешь есть, милый?

— Это не колбаса, а паровоз.

— А почему тогда от нее идет запах?

— Это не запах, а дым из трубы.

— Нет-нет, не спорь со мной. Я сейчас приготовлю тебе что-нибудь поесть. Правда, такой колбасы здесь не достанешь…

Первый встреченный ими крестьянин, рассмотрев рисунки, долго думал, а потом кивнул и жестом пригласил молодоженов следовать за собой.

— Он ведет нас в паровозное депо, — сказал Бьерн.

— Нет, он нас ведет в коптильню.

Крестьянин долго вел их куда-то в гору, пока они не оказались перед входом в пещеру.

— Ну, что я говорил! Это телефонная станция!

Крестьянин заглянул в узкий черный проем и что-то крикнул.

Из пещеры долго не было никакого ответа.

— Повреждение на линии, — сказал Бьерн. — Придется посылать телеграмму.

И в этот момент из пещеры вышел бледный, седой, одетый в рубище старик.

Крестьянин что-то стал говорить старику, тот кивал, слушая и поглядывая на Бьерна.

— Вы говорите по-английски? — вдруг спросил он.

Если бы Бьерн и Диана увидели, что старик полетел по воздуху, они удивились бы меньше.

— Г-говорим, — заикаясь, ответил Бьерн.

— Этот крестьянин рассказывает про какие-то рисунки, которые вы ему показывали.

— А! Это была шутка, — растерянно улыбнулся Бьерн. — Мы с женой поспорили, что на земле не осталось места, где бы не видели паровоза и телефона.