Сын Ретта Батлера

Бьерн достал лист и показал старику.

— Да, такое место найти трудно. Но вы попали в точку. Этот крестьянин не знает ни того ни другого.

— А вы художник?

— Так, иногда. Меня зовут Бьерн Люрваль. А мою жену Диана Уинстон.

— Уинстон? Лорд Уинстон не ваш отец?

— Да, сэр. Вы его знаете?

— Только слышал.

— Так вы из Англии?

— Как верно заметил ваш супруг — иногда. Наверное, вас мучает любопытство?

— Не то слово, сэр. Я чуть язык не проглотил, когда услышал, что вы обратились к нам по-английски.

— Минутку, — сказал старик. Он обратился к крестьянину, который все это время стоял рядом. Видно, он объяснил ему, чего хотели от него эти господа. Крестьянин заулыбался, снял шляпу, поклонился и ушел.

— К себе я вас не приглашаю, — сказал старик. — Нам будет тесновато в моей обители. Но мы можем побеседовать здесь. Зовите меня Серафим.

Он присел на камень и жестом предложил молодоженам тоже садиться.

— Если вы сейчас скажете, что вы отшельник, я посчитаю, что это дурная шутка, — сказал Бьерн.

— Почему?

— Потому что не так давно я разговаривал с кардиналом Франции, и мы как раз говорили об отшельниках. Такое совпадение…

— Думаю, это не совпадение, — загадочно сказал старик. — Мне не нравится слово «отшельник», куда больше годится — «пустынник». Но дело ведь не в названии.

— Это так странно, — сказала Диана. — Я слышала о таких людях… И всегда думала, что они из простонародья. А вы, как я понимаю…

— Нет-нет, я не из дворян. Я тоже из простонародья. Хотя, согласитесь, это условное деление людей.

— Разумеется, — сказала Диана. — Но все же…

— Как хорошо, что вы пришли сюда, — сказал старик. — Вы оба так молоды и насмешливы, что я невольно вспомнил себя в таком же возрасте.

— Ну, сказать про меня, что я молод… — улыбнулся Бьерн.

— Не кокетничайте. Вы молоды. Впрочем, возраст ведь не имеет значения. Знаете, я был таким же скептиком, как и вы. Хотя нет, боюсь, я был еще большим. Если бы кто-нибудь в мои светские тридцать лет сказал мне, что я стану пустынником! Правда, ни у кого и мысли такой не возникло.

— А знаете, мне вот все равно кажется, что во всем этом есть какая-то неправда, — сказал Бьерн. — Диана не зря сказала про простолюдинов. Для них, мне кажется, метаморфозы такого рода естественны.

— Почему?

— Аскетичная жизнь, отсутствие информации, наивная вера… Вы меня понимаете?

— Ошибка! Эти люди и так близки к Богу. Он не призывает их к служению. Ведь он ловец душ заблудших. Действительно, что-то здесь кажется слащавым, «романтичным», экзальтированным. Но вы видите только результат. А это путь. Это тяжелый и благотворный путь. Дай Бог мне силы и времени дойти его до конца. Согласен, кажется невозможным уйти от мирских дел, наслаждений, мыслей, от светской мудрости… Всего этого так много! Оно кажется таким единственным. Но если только на секунду представить себе, что есть другие заботы, мысли, мудрость и даже наслаждения… Нет, я не могу объяснить. Слово изреченное есть ложь. Потому что оно не в силах вместить мысль.

— Нет, почему же? Я вас понимаю.

— Вот то-то и оно. А это нельзя понять. Это можно только почувствовать. Понимаете, это как сильное влечение к женщине, к вину, к игре. Я говорю только о силе, хотя цели совершенно разные. Но вы можете с этим справляться?

— Есть влечения, с которыми не могу, — сказал Бьерн.

— Так вот здесь чувство куда более сильное, непреодолимое, неостановимое… Словом… — Старик вдруг рассмеялся. — Давайте не будем об этом. А то получается, словно я оправдываюсь перед вами. Честное слово, я ни в чем не виноват. Это просто со мной случилось, благодарение Богу. Лучше вы расскажите о себе.

— Да мы обыкновенная «золотая молодежь», — сказал Бьерн. — Обыкновенно прожигаем жизнь обыкновенным необыкновенным способом. Ничего интересного. А вот вы, чем вы питаетесь, скажем?

— Человеку не так уж много надо. Что-то приносят мне крестьяне. А вы хотите есть?

— А вот сухих кузнечиков вы не едите? — спросила Диана. — Мне Бьерн все уши прожужжал, что это какое-то изысканное блюдо.

— Интересно, я вас понимаю, я и сам задавал бы те же самые вопросы когда-то. Но теперь мне даже не хочется на них отвечать.

— Тогда ответьте на тот вопрос, который вы сами себе хотели бы задать, — предложил Бьерн.

— Я не смогу на него ответить. Боюсь, никто не сможет ответить на этой земле.

— И что это за вопрос? — поинтересовалась Диана.

— Вопрос простой: Бог оставил нас, или он еще с нами?

— Вот это да! И вы задаете этот вопрос? Что же вы тогда здесь делаете?

— Я — молюсь. И верю. Но иногда я не чувствую Господа. Дьявол приходит ко мне часто. А вот Господь… Неужели он оставил нас? А вы не чувствуете этого? Вам не кажется, что Бог отвернулся от людей?

— Но это действительно странно слышать от вас, — сказал Бьерн.

— Нет. Эта мысль придает мне силы. Знаете, когда моя молитва действительно искренняя, когда я больше всего боюсь, что мы остались одни. Я прошу Его вернуться.

Старик опустил голову, и Бьерн с Дианой вдруг увидели, что он заплакал. Просто слезы текли по морщинистому лицу и терялись в седой бороде…